Продолжаем серию интервью с финалистами самой крупной литературной премии России "Большая книга". Прозаик, филолог Михаил Гиголашвили много лет преподает русский язык в университете земли Саар (Германия). В шорт-лист премии попал с романом "Чертово колесо" о грузинских наркоманах конца 1980-х годов.
Российская газета: Герои вашей книги уже далеко отстоят во времени и пространстве от российского читателя. Вы ждали, что "Чертово колесо" так "выстрелит" на российской национальной премии?
Михаил Гиголашвили: Нет, не ожидал. Я вообще никогда ничего не ждал от прозы, всегда писал ради удовольствия, из потребности, иногда - чтобы побороть стресс, не сойти с ума, но никогда - в расчете на что-то. Думаю, роман в целом о падении и разрушении Союза (а наркотики играют роль лакмусовой бумажки, катализатора и динамизатора событий). А оказался актуален, возможно, потому, что в России эта проблема сейчас растет. Конечных целей было две: сгустив краски, показать жалкий, болезненный, рабский образ жизни наркоманов, вскрыть закрытую для общества нишу, вызвать отвращение к этому злу и, на другом уровне, показать, что нет абсолютно плохих или хороших людей, но у любого есть шанс стать другим, поэтому даже сами мысли о раскаянии, покаянии, даже искры желания жить по-новому, усталость от зла - это первые шаги к обретению человечности, лика Божия. Об этом - и вставная новелла, где бес перерождается в новое существо, и душевные движения основных героев.
РГ: Германию мы представляем себе как спокойную, благополучную страну. Но, наверное, и там встречаются люди, похожие на ваших персонажей - вора в законе Нугзара, ментовского майора-вымогателя Майсурадзе. Могут они стать героями ваших книг?
Гиголашвили: Местные воры и майоры героями стать не могут, я их жизни не знаю, а вот бывшие советские люди, которые орудуют в Европе, - очень возможно: их я знаю. Давно есть планы романа, где хочу вернуться к чрезвычайно продуктивному типу рассказчика-переводчика, который все знает и по эту, и по ту сторону барьеров. Этот прием опробован мной в романе "Толмач" (2003), но на этот раз хочу его непосредственно вплести в канву действия. Сюжет в двух словах: переводчик сидит на прослушке русской/постсоветской мафии и по глупости ввязывается в какие-то дела. Есть давнее желание написать роман о вселенском бунтаре Мартине Лютере. Тут я смогу заставить работать немецкие детали и реалии, которых немало скопилось за 20 лет в Германии.
РГ: В рецензии Даниила Чконии в "Знамени" замечено, что у вас нет положительных и отрицательных героев, вы никого не судите, оставляя это право читателю. Какой бы вы хотели услышать читательский "приговор"?
Гиголашвили: Кому приговор - автору? Или персонажам? И как автор должен "судить персонажей"? Писать на полях - "это плохой поступок", "злой человек"?.. Каждый сам должен понимать, мое дело - показать. Мной был специально выбран тип отстраненного повествования от третьего лица, ибо исповедь "от Я" хоть и углубляет шахты внутреннего мира автора, но значительно сужает общий обзор: ведь "Я" не может знать все и быть всюду одновременно, а надо было показать, жестко и наглядно, как перестройка переворачивает разные слои общества, что несут с собой наркотики. Я думаю, в любом случае читатель сам, в своей душе, должен выносить все приговоры - как автору, так и персонажам. Только такой приговор (до которого он дошел сам) может что-то изменить в его душе.
РГ: Сохранились ли у вас культурные связи с Грузией, следите за ее литературным процессом, печатаетесь на родине?
Гиголашвили: Я родился в одном из вечных городов мира, в Тбилиси. Конечно, связи с Грузией есть - там живет мама, сын с семьей, внук, друзья, я сформирован там как личность, жил там 36 лет, и когда я тут, в Германии, вдруг слышу величественное наше пение, мурашки бегут и пересыхает в горле. Уверен, Грузия спасется красотой - языком, пением, музыкой, поэзией, искусством (как бывало в веках). И зрелые, зримые ростки этого уже видны воочию. И в этом смысле "Чертово колесо", как ни странно, не только роман-реквием, но и роман-ободрение, потому что на примере стремительной модернизации Грузии можно сделать вывод, что со всеми этими недугами вполне возможна успешная борьба.
Печатался в основном в России, но сейчас готов сборник прозы, которую перевела на грузинский язык Манана Антидзе. Что до общего литпроцесса, то Грузия всегда была страной Слова, поэтому неудивительно, что сегодня есть много талантливых авторов, могущих конкурировать на разных уровнях. Последними прочел вещи Зазы Бурчуладзе, в стиле веселого сюра. Среди известных современных авторов - Ака Морчиладзе, Зураб Карумидзе (с которым давно дружу), Давид Картвелишвили, Лаша Бугадзе, Алеко Шугладзе. У всех свое лицо и свой стиль.
РГ: Вы знакомы с произведениями нынешних финалистов "Большой книги"? Кто из российских писателей наиболее интересен?
Гиголашвили: Я знаком с творчеством практически всех финалистов.
Из последних впечатлений - "Асан", этот приговор системе и войне. Сильные (у каждого по-своему) вещи Иличевского и Прилепина. Интересная проза у Александра Мильштейна. Всегда с удовольствием жду вещей Михаила Шишкина и Дины Рубиной, с которыми меня свела судьба лично, за что ей безмерно благодарен. Проза Дины близка еще с юности, всегда находился под ее обаянием. А общение и переписка с Мариной Палей обогатили меня как человека не меньше, чем ее своеобычная притягательная пластика речи.
РГ: Расскажите о себе как о художнике - не в широком смысле слова, а как об авторе коллажей, скульптур и т.д.
Гиголашвили: С детства у меня была тяга к пластилину - ребенком я часами лепил. И сейчас помню то возбуждение, которое охватывало меня, когда из куска бесформенной массы выходило нечто, имеющее образ... В 35 лет я сделал первый коллаж. Это было как прозрение слепого. При уборке комода моей бабушки так случилось, что на куске материи очутилась малая раковина, возле нее - две-три бусины. И все это случайно оказалось в пустой рамке. И рама вдруг отсекла, отрезала все лишнее, обозначила некий новый сегмент мира. Вид этой законченности поразил меня. Так родилась первая "Раковина". Потом началась работа с железом - я прошел курс металлопластики, мы ездили по свалкам, собирали железо, а потом нас учили паять и варить все это в объекты. Но подобная работа требует непосильных сил и затрат. Поэтому довольствуюсь малым: из предметов беру то, что никому не нужно. Друзья собирают пригоршни всяческих вещиц. Они лежат, я привыкаю к ним, и в какой-то миг "процесс пошел", я начинаю манипулировать ими, а потом заливаю прозрачным клеем. Такая вот примитивная игра в творца (которую можно посмотреть на моем вебсайте - www.m-gigоlaschwili.de).