07.11.2010 22:18
Культура

Иван Чуйков выстроил "Лабиринт" в Московском музее современного искусства

"Лабиринты" Ивана Чуйкова - в Московском музее современного искусства
Текст:  Жанна Васильева Виктория Виатрис
Российская газета - Федеральный выпуск: №251 (5330)
Читать на сайте RG.RU

Московский музей современного искусства и галерея "Риджина" показывают ретроспективу Ивана Чуйкова. Художника, чьи "Окна", "Дорожные знаки", "Фрагменты" стали такой же классикой неофициального искусства 1970-1980-х, как "Альбомы" Ильи Кабакова или серия "Двери" Владимира Янкилевского.

Дверь и окна - это своего рода КПП. Контрольно-пропускной пункт,   где граница между внешним миром, чужим, далеким, неизвестным, и пространством обжитым, домашним, приоткрывается. Это место встречи, которое изменить нельзя, любят не только достойные переписчики, воришки и мошенники, но и художники. Но у Ивана Чуйкова этот извечный сюжет встречи "далекого-близкого" трансформируется в драму ...невстречи. "Окна" Чуйкова - между прочим, настоящие окна, с рамами и ручками, - открыть в принципе невозможно. Не потому, что они сломаны, забиты или с ними что-то не так, а потому в мир, который за ними, попасть нельзя. Получается, что перед нами КПП, который всегда закрыт.

Материал публикуется в авторской редакции. Читать версию статьи из номера

Где же эта граница, что всегда на замке? В давней, 1976 года, работе "Далекое/близкое", которую сам автор склонен считать одной из ключевых на нынешней ретроспективе, он прослеживает эту границу, рассекающую и жизнь, и живописные жанры. В частности, там по ведомству "близкого" числится, например, отражение в зеркале, а противостоит ему как "далекое" - автопортрет. Если вдуматься, с какой стати автопортрет, который ты же сам и нарисовал, вдруг становится далеким, чужим? Но это свойство изображения - оно отделяется от автора и все - прости-прощай, начинает жить своей таинственной жизнью.Этот процесс превращения близкой, посюсторонней вещи в недостижимый, "далекий" объект - излюбленный мотив Чуйкова. Он появляется в инсталляции, где половинка стола продолжается в рисунке на стене, а торшер и стул получают двойников. Он продолжается в "Окнах", которые больше похожи на экраны, по которым скользят тени облаков, деревьев и пленительный профиль вермеровской "Девушки из письмом" или герцога Монтефельтро из диптиха Пьеро делла Франческа. 

Окно у Чуйкова, разумеется, метафора картины. Но если в эпоху Возрождения художники, открыв сладостное искусство перспективы,  провозгласили, что картина - окно в мир, то для Чуйкова оно скорее экран в платоновской пещере. Изображение и отражение оказываются  то и дело почти синонимами. Причем, чем дальше, тем призрачней становится граница. Похоже, что Чуйков делает все, чтобы стереть наконец ее и пристать к какому-нибудь одному берегу: миру вещей или миру чистых идей, "эйдосов". Но именно это-то оказывается невозможно. Вот, казалось бы, натягивает художник канаты на стене, образует геометрические фигуры. Называет все это "Виртуальными скульптурами". Любой зритель, увидев "рисунок" на стене, может достроить в воображении "воздушный замок". Не скульптура, а чистая идея. Вроде бы побег удался? Ан нет, канаты-то очень даже реальны. С другой стороны, в инсталляции "Расщепление", показанной на последней Московской биеннале, перед нами обычная комната. Буфет, диван, картина, телевизор. Мир вещественный - дальше некуда. Чуйков рассекает это пространство стенкой, которая проходит через стол, диван, картину. Одну часть подсвечивает красной лампой, другую - синей. И все - обычная комната превращается даже не в дюшановский ready-made, а в метафору раздвоенного мира, вроде того, что воспели немецкие романтики. Красное и голубое. Страсть и "голубой цветок" Новалиса, низкая проза и недостижимость мечты... И все это - с помощью одной стенки и смены освещения! 

Уж не минималист ли он? Но нет, кажется. Он не минималист, и даже не авангардист. Рядом с серией "квадратов" Чуйкова, явно адресующих к Малевичу, можно обнаружить отзыв автора об основателе супрематизма: "Это чужое, чужая мне идеология. Много утопизма, того, что неприемлемо для меня, однако мощь невероятная". Тяжелую поступь авангардистской утопии Чуйков смягчает и снижает юмором и ...живописью. В углы его квадратов - черный, синий, белый и красный - ввернуты лампочки, а сами они оказываются, если присмотреться, пейзажем. Живопись и юмор для Чуйкова оказываются лучшим оружием против претензии на тотальную истину. 

Впрочем, есть еще одно - игра. Он всегда готов предложить ее зрителю. На последнем этаже Чуйков выстроил для нас "Лабиринт" из тонких красных линий на полу. Тот, кто пройдет его, получит табличку "Свободны". Пусть только понарошку, но Чуйков все же приоткроет нам КПП - окно, которое никогда не открывается.

Арт