Завтра в Сеуле открывается встреча лидеров стран "большой двадцатки". Одним из самых важных вопросов саммита должно стать решение проблемы так называемых "валютных войн".
Это будет своеобразным тестом на жизнеспособность "большой двадцатки". От ее способности повлиять на ситуацию зависит, будет ли она реальным институтом управления глобальной экономикой или просто местом встречи лидеров крупнейших стран мира, где они фотографируются на фоне интересных пейзажей в каждой из двадцати стран.
Глобальная экономика пока не до конца вышла из кризиса. В этих условиях страны пытаются каким-то образом подстегнуть свой экономический рост. Один из способов - занизить курс национальной валюты относительно других валют и таким образом сделать собственный экспорт более выгодным. Не надо быть ни экономистом, ни математиком, чтобы понять: одновременно добиться занижения курса своих валют все страны мира не могут. Поэтому и идет речь о необходимости проведения странами мира более согласованной валютной и денежной политики.
В валютных войнах есть два центральных игрока. С одной стороны, Китай, курс национальной валюты которого - юань - привязан к доллару США и двигается вместе с ним и в котором существуют жесткие ограничения по притоку капитала. Не будь этих ограничений, так называемый реальный валютный курс, который отражает стоимость товаров одной страны по сравнению со стоимостью товаров других стран, все равно бы менялся, исходя из ситуации в мире. Однако серьезные и исполняемые запреты на использование юаня в различных операциях позволяют Пекину эффективно управлять своей валютой.
На другом полюсе находятся США. Они курс валюты напрямую не регулируют, и Федеральная резервная система (ФРС) никогда не заявит, что она хочет повысить или понизить курс доллара. Тем не менее ФРС принимает решения о размерах процентных ставок и количестве денег в обращении, которые связаны с валютным курсом и сразу на нем отражаются. При этом шаги, принимаемые властями двух крупнейших экономик мира, приводят к серьезным последствиям для большинства других стран.
Показательными в этом плане являются недавние события, когда ФРС сначала намекнула, а затем объявила об очередном раунде так называемого "количественного ослабления денежной политики". Грубо говоря, это означает, что США напечатают еще некоторое количество денег.
Делать это они собираются, чтобы улучшить состояние американской экономики - в последние месяцы ее рост замедляется, внушает тревогу низкая инфляция.
Сообщение ФРС тут же всколыхнуло рынок. Игроки сделали вывод, что ликвидности станет еще больше, и заранее начали выводить свои деньги из долларов. Он резко подешевел по отношению ко всем валютам, кроме юаня. Зато на других членах "двадцатки" действия ФРС отразились в гораздо большей степени, чем могло бы. Ведь капитал бы с удовольствием потек в Китай. Но существующие барьеры перекрывают капиталу путь, он идет в другие страны, и уже они сталкиваются с проблемой "горячих денег".
Причем в первую очередь на валютных войнах теряют страны с развивающейся экономикой. Не случайно первым о проблеме заговорил министр финансов Бразилии. У него возникли справедливые опасения, что "лишние" деньги, которых в мировой экономике сейчас и так довольно много, потекут в страны развивающихся рынков. В результате национальная валюта этих стран укрепится, а их продукция станет менее конкурентоспособной. К тому же латиноамериканцы хорошо знают, что массированный приток капитала грозит не только потерей конкурентоспособности сейчас, но и кризисом в будущем. Когда капитал вдруг решит, что страна не настолько модна и привлекательна, как раньше, он захочет быстро из нее уйти. Результатом обычно бывает довольно серьезный финансово-экономический кризис, следующий за финансово-экономическим бумом.
В принципе можно пытаться использовать нынешнюю ситуацию для увеличения инвестиций, создания новых производительных секторов в экономике. Но для этого нужен не спекулятивный приток капитала, а прямые инвестиции. В Латинской Америке по примеру Чили с 1990-х годов модно вводить так называемый "чилийский налог" на приток капитала. Его цель - попытаться отпугнуть спекулянтов, поменять структуру иностранного капитала в сторону более долгосрочного, сделав приток краткосрочного капитала менее выгодным. Бразилия повышала налог уже дважды. Но эффект от такой меры очень незначительный. Так, бразильский реал в паре с долларом с начала прошлого года подорожал на 38 процентов. Именно поэтому можно услышать фразу, что развивающиеся страны проиграли валютную войну, ее не начав.
Попытки противостоять укреплению национальной валюты предпринимали и развитые страны. Летом Швейцария, а осенью Япония провели масштабные валютные интервенции. Но и они, надо сказать, не оказались успешными. Начался процесс, который охватывает очень многие страны.
С подобной ситуацией мир уже сталкивался в 30-е годы прошлого века. Тогда это, правда, называлось не "валютными войнами", а "конкурентной девальвацией". Напомню, что перед этим, в середине 20-х годов страны восстановили так называемый "золотой стандарт". То есть между всеми валютами был выстроен фиксированный курс, привязанный к цене золота. А когда начался кризис, государства стали по очереди выходить из "золотого стандарта" и удешевлять свою валюту по отношению к остальным валютам. Но это в принципе не решаемая задача. Одна страна понизила курс своей валюты, в ответ - вторая, потом - третья и снова - первая. Кончилось дело тем, что государства перешли к другим способам защиты своих рынков, стали вводить торговые барьеры. В результате в 30-е годы обрушилась международная торговля. Это имело очень долгосрочные последствия. Так, объем мировой торговли по отношению к глобальному ВВП вернулся к уровню, достигнутому перед Первой мировой войной, только в начале 1990 годов. То есть только в последнее десятилетие ХХ века в мировой торговле в относительном выражении был достигнут уровень первого десятилетия. Из-за опасности подобного развития событий сейчас и стоит так остро вопрос "валютных войн".
Китай понимает, что в долгосрочном плане ему не обойтись без изменений валютной политики. Но не спешит принимать меры по быстрому укреплению юаня. И для этого, надо признать, есть причины. История часто повторяется, и ситуация, похожая на сегодняшнюю, наблюдалась и в 1985 году. Тогда, правда, в роли Китая выступала Япония. Курс иены, как и сейчас юаня, был фиксированным. США настояли на том, чтобы японская валюта достаточно сильно подорожала к доллару, а ее курс стал свободным. США, Япония и еще несколько стран заключили соглашение, известное как соглашение "Плаза-Аккорд" по имени отеля в Нью-Йорке, где был подписан этот документ. Но через четыре года в Японии произошел сильнейший финансовый и экономический кризис, от которого экономика страны не может оправиться до сих пор. И хотя есть мнение, что японскую экономику обрушило не столько соглашение о валютных курсах, сколько стимулирующая политика Центрального банка, способствующая раздуванию пузырей на рынке недвижимости и накоплению проблем в банковском секторе, Китай, безусловно, очень напуган этим сценарием. Поэтому он всячески оттягивает решение, пытается искать другие варианты, экспериментировать с мерами, которые могли бы увеличить внутренний спрос без изменения валютной политики. Я была не так давно в Вашингтоне, где выступал председатель Народного банка Китая. Он сказал: "Понимаете, у вас здесь западные люди любят западную медицину. Вы пришли к доктору, он вам дал какую-то таблеточку - у вас на следующий день болезнь прошла. А мы, китайцы, любим китайского доктора. Он нам дает травки. Они не помогают на следующий день, действие начинается месяца через два. Но это наша китайская медицина. Мы действуем постепенно". Такой политики Китай придерживается во всем.
Сейчас США пытаются надавить на Китай, предупреждая о введении торговых барьеров. Но мне кажется, что это, скорее, акция запугивания Китая и попытка подтолкнуть его к переговорам об изменении валютного курса, чем действительно реальная политика по наращиванию барьеров. Однако нужны меры не только по валюте, но и по притокам капитала. Это серьезнейшая революция для китайцев. Но сегодня речь должна идти не только о Поднебесной, но и других странах. Потому что ограничения на движение капитала - наиболее часто используемое оружие "валютных войн".
И здесь, безусловно, свою роль должна сыграть "большая двадцатка". Правда, независимо от принятых или не принятых ею решений, глобальная экономика все равно будет ребалансироваться. Но это будет происходить медленнее и при более низких темпах роста, чем могло бы быть, если бы страны могли бы между собой договориться и принять некоторое оптимальное решение. Более того, отсутствие взаимных действий может привести глобальную экономику к еще одному витку кризиса.
Что же касается России, то мы пока входим в ту небольшую группу стран, которую "валютные войны" не затронули. Несмотря на опасения Центробанка о возможном большом притоке спекулятивного капитала, этого не происходит. С одной стороны, это, может быть, и неплохо. У нас нет необходимости участвовать в "валютных войнах". С другой стороны, тот факт, что нас избегают даже валютные спекулянты, несколько настораживает. Во всяком случае, это повод, чтобы задуматься о состоянии бизнес-климата в нашей стране.
Но и мы должны за кого-то болеть в этом матче. Мне кажется, что нам тоже было бы лучше, если бы китайский юань подорожал. От этого, несомненно, выиграли бы российские производители.