Значительная часть европейских мусульман подверглась массированной пропаганде со стороны исламских сект. Их лидеры ориентируют своих проповедников на резкое неприятие представителей других религий, на острые темы, разогретые собственным неверным пониманием ислама. В Европе эти течение пригрелись, потому что там нет государственных структур. Таких, например, как существующие в исламских странах министерства по делам религий, отслеживающие собственно содержание проповедей. О том, как противостоять "воинственному" исламу, ведущий Дискуссионного клуба Евгений Шестаков беседует с заместителем муфтия Татарстана Валиуллой хазратом Якуповым.
Шестаков: У меня перед глазами статистика, которая свидетельствует о негативном отношении европейцев-немусульман к мусульманам, живущим в Старом свете. Чем, на ваш взгляд, вызвано такое отношение?
Валиулла хазрат Якупов: В Западной Европе нет культуры местного ислама. Все общины разношерстны, зачастую представляют различные мусульманские страны и появились буквально несколько десятилетий назад. Западноевропейские народы и возникшие в Европе достаточно молодые иммиграции еще не притерлись друг к другу. Отсюда настолько высокий уровень непонимания. Это одна причина.
Вторая причина, к сожалению, заключается в том, что в Европе из-за очень либерального законодательства никто не занимается отслеживанием того, какой вариант ислама пропагандируют в мечетях. Исламские сообщества в Европе представляют собой замкнутые, клановые структуры, закрытые от общества, изолированные. В них проповедуют исламские движения, которые зачастую запрещены в остальном мусульманском мире. Это различные экстремистские течения в исламе, которые осуждаются мусульманским большинством.
Но в Европе эти течение пригрелись, потому что там нет государственных структур. Таких, например, как существующие в исламских странах министерства по делам религий, отслеживающие собственно содержание проповедей. Выяснять, какие варианты ислама проповедуют в Европе, там просто некому.
Получилось, к сожалению, так, что значительная часть европейских мусульман подверглась массированной пропаганде со стороны исламских сект. Их лидеры ориентируют своих проповедников на резкое неприятие представителей других религий, на острые темы, разогретые собственным неверным пониманием ислама. Это тоже является причиной агрессивного поведения западноевропейских мусульман, выстраивания искусственной стены между местными европейскими народами и приезжими мигрантами.
Шестаков: А как бы вы оценили ситуацию в России?
Валиулла хазрат Якупов: В Татарстане татарский и русский народы имеют достаточно большой стаж совместного проживания. Понятно, что в свое время были причины взаимных претензий, но такой длительный опыт совместного проживания привел к рождению любопытного феномена: в подавляющей массе и татары, и русские относятся комплиментарно друг к другу. Даже проводились социологические измерения - отношение русских к исламу в регионах, где нет татарского населения, и тех русских, которые живут в Республике Татарстан, разнятся, потому что наши народы имеют многовековой стаж общения, видят друг друга в быту. Примером такой притирки является высокий процент межнациональных, межконфессиональных браков в республике. Он, по последним данным, достигает 22 процентов.
Мы видим, что на уровне народного менталитета противостояния нет. Любопытный феномен: в нашей республике или в местах, где существуют достаточно большие татарские диаспоры - на Урале, в Приволжье, в Москве, когда возникают конфликты с представителями других государств, татары и русские всегда оказываются "по одну сторону баррикад" в бытовом противостоянии. Это показатель того, что несмотря на религиозную дифференциацию между нашими народами, уровень ментальной близости, бытовой совместимости очень высок. Это пример, который вполне мог быть востребован в той же Западной Европе.
Шестаков: Когда говорят об исламе, нередко называют его "воинственным". Почему этот термин применим только к этой религии? Почему сегодня не говорят о воинственном христианстве?
Валиулла хазрат Якупов: Этому есть многие политические, общественные, экономические причины. О воинственности ислама говорили не всегда. В средние века были моменты экспансии исламских империй, Арабского или Османского халифата, но эти события ушли в прошлое. В начале XX века фактически весь исламский мир был колонизирован именно христианскими государствами. К началу XX века осталось только два независимых исламских государства - Турция и Иран, причем Иран находился в полувассальной зависимости. Практически весь исламский мир был оккупирован христианскими державами. И это было воспринято исламским мировым сообществом как агрессия христианства, как унижение.
В середине ХХ века, буквально несколько десятилетий назад, исламский мир вновь обрел независимость и свободу. Но чувство обиды осталось. Это привело к появлению феномена политического ислама. Некоторыми течениями чувство обиды намеренно нагнетается. В то же время, по прошествии полувека после того, как независимость исламского мира состоялась и мусульманских колоний больше нет, я думаю, подавляющее большинство мусульманского населения в мире исповедует толерантный ислам. Только считанные проценты течений внутри ислама исповедуют агрессивность, неприятие иных культурных систем, особенно иудейского и христианского мира.
Представители этих течений существуют, они крикливы, суперактивны. Поэтому создается впечатление, что они представляют весь ислам, хотя это совершенно не так. Я хочу подчеркнуть - подавляющее большинство мусульман мыслит совершенно иначе, чем небольшая маргинальная группировка сектантов.
Шестаков: Вы заговорили о политическом исламе. Вы считаете, что это плохо, когда ислам через политические структуры защищает свои интересы, распространяет свое влияние?
Валиулла хазрат Якупов: Мусульманские сообщества, народы, исповедующие ислам, государства могут и должны защищать свои политические, общественные, социальные интересы. Это их естественное право. Меня не устраивает то, что это происходит именно в религиозном дискурсе. Религия сама по себе - это феномен совершенно иного порядка. Это духовность, совесть, это не сфера для политики. Введение политики в религиозный ареал для достижения своих целей мне кажется натянутым, от этого страдает, в первую очередь, рядовое мусульманское население.
Здесь необходимо разъединить ислам как религиозный феномен и ислам как политический феномен. Понимания этого не хватает в Европе. Нужно четко видеть - кто в исламском мире спекулирует на исламской терминологии, а кто является олицетворением духовного измерения ислама. Еще раз хочу обратить внимание - подавляющее большинство мусульманских священнослужителей не являются сторонниками мешанины политики и духовности. Потому что политика - это инструмент для достижения других целей. В исламе существует глубокая духовная составляющая, глубокое духовное измерение, которое, по сути, исламом и является.
Шестаков: И все же, если возможно кратко, чем отличается "мирный" ислам от " воинственного"?
Валиулла хазрат Якупов: Кратко сказать очень сложно. Богословские различия достаточно существенны, нужно просто понять, что представления об исламе как о религии, как о духовном феномене придерживается подавляющее большинство мусульман. Они не склонны примешивать сюда достижения политических и общественных целей, они пребывают в этой духовной среде и не используют ислам как политический инструмент для достижения конкретных земных, групповых интересов. Но есть группы, которые сознательно для мобилизации сторонников вводят исламскую терминологию в политический дискурс и ставят конкретные политические цели - создание религиозной теократической, политической системы. В этом состоит пропасть между подавляющим большинством мусульман, которые представляют ислам как духовность и религию, и маргинальными группами, которые претендуют на разговор от имени всего ислама.
Шестаков: Светское демократическое государство способно противостоять подобного рода радикальным взглядам или для этого государство должно быть тоталитарным?
Валиулла хазрат Якупов: У светских демократических государств достаточно методов для защиты своих ценностей и интересов. Западная Европа смогла победить достаточно заразную идеологию - фашизм, агрессивные националистические проявления. Есть законодательство, есть государственный инструмент, который позволяет обществу излечиться от таких патологий. Но европейцам, в первую очередь, не хватает осознания специфики, которая существует внутри ислама.
Ряд группировок, изначально существующих в исламе, являются сторонниками насилия. Хочу, чтобы вы поняли: ислам, когда он изначально возник, разделился после смерти пророка на две составляющие. В начальный период существовало две основные школы - одна опиралась на человеческий разум, считала, что человек не робот и имеет право на самостоятельное суждение. Вторая была буквалистская школа. Она абсолютизировала неадекватно понятый священный текст и пыталась автоматически выстроить человеческое общество на основе некорректно интерпретированных цитат. Эта борьба в исламе вечная, борьба с буквализмом, борьба богословия, опирающегося на человеческий разум, с богословием, опирающимся на буквализм. Но всегда в большинстве были мусульмане - сторонники разума, опирающиеся на коранический текст о том, что неиспользующие свой разум будут наказаны (сура "Юнус", аят 100).
Для того, чтобы сейчас излечить нашу современную цивилизацию, еще раз хочу подчеркнуть: феномен политического ислама - это изобретение современности. Он возник недавно, и эта патология вполне излечима. Но для этого не надо путать взгляды неких маргинальных групп с собственно исламом, как это происходит зачастую в Европе, и, к сожалению, у нас в России.
Группировки буквалистов хотят втянуть общество в неправильно понятую средневековую методологию интерпретации исламского общества, исламской жизни. С этим надо бороться, этому надо противостоять, иначе нашу цивилизацию ждут мрачные времена. Необходима, в первую очередь, правильная политика по отношению к исламу. Это очень актуально для России, для европейских государств.
Шестаков: Почему этот конфликт возник только сейчас? Создается впечатление, словно прорвало какую-то плотину радикализма.
Валиулла хазрат Якупов: Это следствие того колониализма , который был. Когда колонизаторы ушли из исламского мира, в этих государствах, в их исламских общинах усилился буквалистский тренд. Он существовал всегда, но когда исламский мир был самостоятельным, когда был исламский халифат, власти его сдерживали. Подавляющее большинство мусульманского населения были теологически грамотным, оно могло противостоять этому натиску. Но в колониальный период, когда мусульманские государства, которые сдерживали буквалистов, были уничтожены, произошел расцвет этих группировок. Руководители же европейских стран оказались некомпетентными в вопросах ислама.
Шестаков: Когда, с вашей точки зрения, возник политический ислам?
Валиулла хазрат Якупов: В конце XIX века. Первые политические исламские газеты в конце XIX века выходили во Франции, в Париже. Там печатали газеты, с помощью которых потом разлагали исламское общество. Суицидальные акты в исламе - вообще неслыханное дело. Этого не было много веков. И это явление тоже появилось в XX веке. Это исламское буквалистское течение родилось именно в колониальную и в постколониальную эпоху. Европейским странам необходимо понять корни этого явления и вести правильную политику, чтобы дезавуировать эту идеологию. Это явление было искусственно порождено, и эта страница должна быть перевернута.
Суицидальные акты появились в Палестине. Это были искусственно изобретенные методики, с которыми надо бороться.
Шестаков: Но почему суицидальные акты всегда прочно увязывают именно с исламом. Почему это явление не возникло в других религиях?
Валиулла хазрат Якупов: Давайте вспомним о японских камикадзе. Это явление есть везде. Но в исламе оно появилось недавно благодаря течению, которое некоторые называют ваххабизмом. Это течение тоже появилось искусственно и пропагандирует нетерпимость. Этому течению нужно противостоять.
Шестаков: Существуют ли рецепты борьбы с воинственным исламом?
Валиулла хазрат Якупов: Многое зависит от позиции политиков. В той же Саудовской Аравии Евангелие, например, запрещено. Публичные собрания даже в частных квартирах христиан законодательно запрещены и караются тюремными сроками. Недавно 63 филиппинца-христианина собрались в квартире помолиться. Все были арестованы и отправлены за решетку. Но ведь европейские страны и США поддерживают эту страну. Хотя в программах средних школ, в университетах Саудовской Аравии как раз преподают учение, порождающее терроризм и ваххабизм. А западный мир в восторге от этого королевства. В то время, как к другим мусульманским странам, которые гораздо более толерантны, где живут христианские общины и где не сжигают библиотеки, совершенно иной подход. В конце концов европейцы должны реально посмотреть, кто является виновником всех безобразий. И откуда родом террористы, которые взорвали башни-близнецы в Нью-Йорке. В исламском мире для всех очевидно, откуда растут ноги "суицидальных актов". Только европейцы делают круглые глаза и удивляются: "Как же так? Саудовская Аравия - это же такая хорошая страна. Там же так чудесно, там все хорошо." Вот эту глупость надо когда-нибудь изжить. Запрет на наличие церквей в Саудовской Аравии, запрет на христианскую литературу там реально даёт аргументы тем силам, которые препятствуют открытию мечетей в немусульманских странах.
Шестаков: С вашей точки зрения, где лучше готовить имамов - в своих странах или приглашать из-за границы?
Валиулла хазрат Якупов: Приглашать священнослужителей из других стран - значит приглашать ненависть и проблемы. Потому что если человек не воспитан в собственной культуре, не знает общину, с которой ему придется работать, то это совершенно, мне кажется, неприемлемо. Когда гости из Европы приезжают знакомиться с нашим татарстанским опытом, я, в первую очередь, говорю, что в европейских странах необходимо создавать собственные исламские университеты и факультеты богословия. Практику приглашения из-за границы, конечно, необходимо изживать. Это нелепость просто. К нам в Татарстан в начале 90-х годов приезжали арабские проповедники, работали имамы из Турции. Это дало только негативные плоды. Проблемы, которые они создали, мы до сих пор не можем разрешить.