Он - биолог с мировым именем, одна из главных фигур современной нейроэтологии и одновременно - замечательный поэт, автор многих книг, живой классик авторской песни. С ученым и лириком беседует обозреватель "СОЮЗа".
- Дмитрий Антонович, вы опубликовали свои первые стихи ближе к концу 50-х, времени условного противостояния "физиков" и "лириков". А вам, биологу, кто казался ближе?
- Я и там и там чувствовал себя комфортно, потому что был молод и беспечен. У меня был псевдоним, я писал стихи и спокойно занимался в лаборатории своими экспериментами. И позже наука и литература соседствовали в моей жизни без напряжения.
- Среди людей, занимающихся песней - авторской или рок, - так много "непрофессионалов": Сергей Никитин - физик, Виктор Берковский - математик, Андрей Макаревич - архитектор...
- В 2000 году в Театре армии ставился мюзикл "На бойком месте", музыку для него написал выпускник химического техникума Геннадий Гладков, стихи - биолог Сухарев, а режиссером был инженер по образованию Леонид Хейфец. Есть ли в этом какая-то закономерность? Вряд ли. Но если уж вошел в искусство, то будь добр - работай в нем на профессиональном уровне. Выпускник МХТИ Владимир Дашкевич предложил такой критерий: хочешь считаться композитором - напиши симфонию.
- Тот же Виктор Берковский однажды написал музыку к "Гренаде", которая и стала его "симфонией". Получается, мы не вправе называть композитором?
- Не совсем так. Те же Гладков, Хейфец, Дашкевич получили второе образование, каждый стал в своем искусстве профессором. А для Берковского сделаем исключение, ведь музыку на знаменитое стихотворение Светлова писали самые что ни на есть профессиональные композиторы, но все знают только песню Берковского. Потому что она оказалась лучше других.
- Вам не было иной раз странно, что ваши стихотворения становились песнями?
- Я никогда не считал себя песенником, хотя еще в аспирантские времена доводилось писать, наряду с лирикой "для себя", песенки для моего биофака, на котором в те годы бурлила театральная самодеятельность. Позже, по мере появления журнальных и книжных публикаций, барды стали класть на музыку мои стихи, которые мне казались совершенно для этого не подходящими, и рождались песни. И потом уже не мог стихотворения - те же "Куплю тебе платье", "Выберу самое синее море..." - без этой мелодии вообразить.
- А ведь музыка чаще пишется на хорошую поэзию, нежели на плохую.
- Ой, что вы, это совсем не так, как правило, поются ужасные тексты! Но все-таки в бардовской песне этого меньше, чем в других жанрах. Лучшим из композиторов-бардов удается класть на музыку и успешно петь от Шекспира до Пушкина, благодаря чему у нас люди, не читающие поэзию, нередко узнают о ней из песен. Говорю вам как свидетель времени - не было бы в 60-70-х широкой известности у поэзии Иосифа Бродского, если бы Евгений Клячкин не написал песен на его стихи. "Пилигримы", "Рождественский романс", "Ни страны, ни погоста" становились популярными как песни, и только потом Бродского стали читать по бумаге. То же самое можно сказать и про Левитанского, Самойлова, Слуцкого, Тарковского - люди слушали "Лошадей в океане", "Каждый выбирает для себя", "Что происходит на свете..." и брали в руки книги.
- Между тем главный упрек авторской песне - это упрек в непрофессионализме.
- Он справедлив только отчасти, ведь вряд ли кто рискнет упрекнуть в непрофессионализме Галича, Кима и Окуджаву. Мастера есть в каждом новом поколении бардов. - В последние годы бардовская песня, по-моему, объединяет наш мир эффективней, чем любая другая культурная институция. Наши люди в Беларуси, Германии, США, Израиле, Канаде собираются в клубах бардовской песни, проводят фестивали, поют знакомые песни и сочиняют новые, и это помогает преодолеть разобщенность. Один из лучших фестивалей сегодня проходит в Гомеле - говорю об этом на правах председателя жюри тамошних "Дней авторской песни".