Так случилось, что из 3-дневной поездки в Армению я вернулся буквально накануне выступления Дмитрия Медведева с ежегодным Посланием. Какая, казалось бы, связь между двумя далеко не равноценными событиями? Попробую объяснить.
В Ереван меня с коллегой, известным политиком Владимиром Рыжковым, пригласили для участия в конференции под названием "Европейские перспективы в контексте программы восточного партнерства". О программе этой у нас знают очень мало, поэтому несколько пояснительных слов.
Учредительный саммит "Восточного партнерства" состоялся в мае 2009 года. Евросоюз пригласил на него в Прагу лидеров шести постсоветских государств - Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии, Молдавии и Украины. Цель программы - политическое и экономическое сближение, но не членство в ЕС. "Восточное партнерство" предусматривает выделение этим странам до 2013 года 600 млн евро на укрепление государственных институтов, контроля границ и оказание помощи малому бизнесу.
Не сказать, что очень уж амбициозная программа, но Москва встретила новость со сдержанным раздражением, хотя и получила статус наблюдателя, видимо, для того, чтобы ее раздражение не стало открытым и слишком агрессивным.
И инициатива Евросоюза, и реакция на нее России вполне соответствуют тем политическим проектам, которые обе стороны хотели бы реализовать на постсоветском пространстве, чтобы сохранить его за собой. Ведь в отличие от Второй мировой войны, после которой дер-жавы-победительницы строго поделили между собой Европу, "холодная война" завершилась внезапно - распадом СССР. После чего ни Россия, ни Запад даже не попытались превратить появившуюся между ними "ничью землю" в полигон для обкатки новых форм сотрудничества, предпочтя ему то открытое, то скрытое соперничество, когда каждая из сторон настаивала, да и настаивает на своем единоличном праве определять (читай - диктовать) судьбу новых государств.
Запад, включая Евросоюз, свой проект сориентировал на форсированную демократическую трансформацию, рассчитывая таким образом превратить эти государства в сферу своего геополитического влияния.
Россия же свой проект построила на консервации режимов, возникших на развалинах Советского Союза, полагая, что "старый друг лучше новых двух", и предоставив для верности "старому другу" максимум экономических преференций в обмен на политическую лояльность.
У каждого из проектов есть свои плюсы и минусы.
Западный, кажется, выглядит привлекательнее. Хотя бы потому, что обращен в будущее, а не в прошлое, предполагает развитие, а не стагнацию. К тому же он является логическим продолжением большого проекта не прекращавшейся с 1917 года борьбы с "империей зла", тогда как российский родился спонтанно, поскольку никто и никогда не готовил ни краха коммунизма, ни распада СССР. И для реализации своего проекта Москва вынужденно воспользовалась подручными средствами - ностальгией по великой державе, остатками гуманитарных связей, экономическим (энергетическим прежде всего) потенциалом, фактически "покупая" дружбу и лояльность бывших сателлитов.
Получилось, что Россия, отказавшись от советского политического наследия внутри страны, в ближнем зарубежье сделала ставку именно на те ценности, которые привели к распаду СССР. И стала для этих новых государств синонимом архаики, хотя и не бесполезной: в обмен на максимум экономических выгод, как оказалось, можно предоставлять минимум политических обязательств, дополняя их - для антуража - пророссийской риторикой.
Недавний конфликт с Минском свидетельствует об ограниченности избранного метода. Если Еревану не к кому больше обращаться за безопасностью, кроме как к Москве, то другие столицы по мере собственного то ли экономического роста, то ли демократического развития пытаются проводить многовекторную внешнюю политику, проще говоря, "и нашим, и вашим", невольно обостряя соперничество между Западом и Россией на этой "ничьей земле".
В связи с чем на конференции прозвучала нехитрая мысль: если Россия действительно хочет модернизироваться (не только в технологическом смысле слова, но и в социальном), то это предполагает, как говорит Дмитрий Медведев, пусть неспешную, но неуклонную демократизацию, без которой не построить современного общества. Что, в свою очередь, должно изменить приоритеты в подходах Москвы к ближнему зарубежью, которое, кстати, от Европы сегодня так же близко, как от России. Тогда обе стороны выйдут наконец из состояния соперничества и перейдут к сотрудничеству, возможному только на основе общих ценностей. К сотрудничеству, которое избавит и новые государства от необходимости вертеть головой то вправо, то влево, во всяком случае, не позволит им играть на противоречиях между Россией и Западом.
Осознала ли это Москва? Насколько поняла, что потенциал "имперского проекта" на постсоветском пространстве исчерпан? Научится ли существовать в ином, "обыкновенном" качестве? Готова ли переосмыслить всю доктрину отношений с ближним зарубежьем?
Прямых ответов на эти вопросы в президентском Послании я не обнаружил. Медведев ограничился констатацией того, что "особым и приоритетным направлением нашей внешней политики, конечно, остается пространство СНГ и действующие на нем структуры - Евр-АзЭС, ОДКБ". Более обещающими выглядят заявления о том, что Россия апробирует "современные интеграционные схемы и концепции эффективной экономической кооперации".
Что касается политической составляющей, то ее следует искать в других пассажах Послания.
Медведев сделал акцент на необходимости совершенствования политической системы на уровне местного самоуправления. Посыл, безусловно, важный сам по себе. В контексте же Послания, где "играет" каждое сказанное (и не сказанное) слово, обращает на себя внимание повторяющееся из выступления в выступление словосочетание "политическая конкуренция", пусть и на низовом уровне.
Конечно, после появившегося в Интернете за неделю до Послания президентского блога, где Медведев говорит о том, что политическая стабильность грозит перерасти (читай - уже переросла) в застой, ожидалось продолжение. Его не последовало. Из чего можно сделать два вывода.
Первый - относительно пессимистический. Курс, заявленный президентом, встречает определенное сопротивление, как, впрочем, любая реформа: всегда и везде. И внутренняя логика борьбы подсказала Медведеву, что не стоит обострять ситуацию и повторять перед аудиторией, заполненной не только сторонниками, резкие оценки с заявкой на столь же резкие перемены.
Второй - более оптимистический. Эти оценки все же прозвучали, и их можно считать частью, вступлением к Посланию, в котором, во всяком случае, подтверждена линия, неоднократно заявленная прежде президентом.
Собственно говоря, у страны нет выбора. Модернизации, непременно сопровождающейся демократической трансформацией, напряженно ждут, свидетельствую, наши ближайшие соседи. Но в первую очередь она нужна самой России. Потому что иначе... Об этом даже не хочется думать.