Минувшая пятница дарила духовные пиршества. Они не уняли боли и тревоги, которые обострились после трагической гибели Егора Свиридова в четверг. Но позволяли надеятся на то, что в человеке есть силы, способные уберечь его от отчаяния, ведущего к бунту.
Утром в Москве, в Институте философии открылась Международная конференция, посвященная 80-летию Мераба Константиновича Мамардашвили, выдающегося мыслителя второй половины ХХ столетия, "шестидесятника", которые не растерялся в жестоких извивах советской, российской и грузинской истории последних десятилетий. При том, что среди ее участников были корифеи отечественной философской науки, равно как и их коллеги из ближнего и дальнего зарубежья, достаточно вместительный зал на три четверти был заполнен молодыми людьми, которые явно не чуствовали себя чужими в стенах этой старой городской усадьбы. Они точно знали, куда и зачем они пришли. И почему им важно заниматься философией в мире, где все и вся стремится к минимализации мыслей и чувств. Мераба Мамардашвили, порой, упрекали в излишней усложненности изложения материала, - но за этим была реальная сложность мысли, сложность восприятия познаваемого. Как справедливо заметила Н. В. Мотрошилова, автор интереснейшей книги о М.Мамардшвили, "он был свободный человек, и его философия была философией свободы; но жить ему пришлось в такой стране и в такое время, где и когда свобода была утеснена и оттеснена, подавлена и унижена". Мамардашвили отстаивал право свободомыслия не на уровне публицистических лозунгов, но в обстоятельном философском размышлении. Свободная мысль как необходимая форма существования, которая в конечном смысле предопределяет целостность человека. И его этическое бытие. Почитатель Декарта, он посвятил специальный курс лекций философии Канта, которые издал затем отдельной книгой, - понимание нравственного закона в душе человека для него было не менее важно, чем свободное познание и самопознание личности и космоса. Он знал цену индивидуальности и величие того общественного договора, которое позволяет жить в обществе людям, которые непохожи друг на друга.
В пятницу вечером в кинотеатре "Иллюзион" ВГИК вместе с Госфильмофондом при поддержке Союза грузин России устроили премьеру короткометражного фильма Эдуарда Оганесяна "Азниф", напомнив перед ее показом о лучших страницах советского грузинского кинематографа 60 - 70-х годов минувшего столетия. И удивительным образом оказалось, что студент режиссерской мастерской Игоря Масленникова, юный тбилисский армянин, назвавший фильм именем своей бабушки, сохранил ту праздничную и щемящую интонацию, тот бесконечно трогательный юмор, что так согревали всех нас, когда мы смотрели ранние картины Миши Кобахидзе или Отара Иоселиани. Бытовая зарисовка из жизни Авлабара, района в Тбилиси, где преимущественно селились армяне, вырастала в эпос о прекрасной и, похоже, уже исчезнувшей жизни. Все счастливо соединилось в этой студенческой работе - традиции русского и грузинского кинематографа, любовь к своей земле и понимание сложности мира, в котором живут разные и по преимуществу добрые люди, которые стараются сохранить хрупкую человечность многоголосого бытия.
А напротив "Иллюзиона", в тот же час, в Библиотеке иностранной литературы, в Овальном зале, вмещающем чуть более сотни людей, любители итальянской и русской словесности знакомились с новой книгой, подготовленной профессором римского университета Ля Сапиенца Клаудиой Скандурой "Рим совпал с представленьем о Риме..." В этот том вошли произведения стипендиатов Мемориального фонда Иосифа Бродского, созданные за последние восемь лет, стихи Т. Кибирова, В. Строчкова, С. Стратановского, Е. Шварц, М. Айзенберга, Н. Байтова, С. Файбисовича и Н. Алексеева. Эта книга - своего рода материальное воплощения мечты Иосифа Бродского о создании Русской Академии в "вечном городе". Рефлексия русской культуры, русской художественной мысли о Риме и итальянской культуре, равно как и об итальянской жизни, особая тема. Но каждый, кто хотя бы пролистает этот том, поймет, что великая литературная традиция никуда не исчезла, что она длится и в прямых продолжениях, и в постмодернистских коллажах, и в романтической самоиронии авторов. Неслучайно идея о всемирной отзывчивости русской культуры так важна для гениев Х1Х и ХХ столетия, - отзывчивость к чужому слову и чужой боли и сделала русскую литературу не просто великой, но "святой", как писал о ней Томаса Манна. Можно насмешничать по поводу горячности некоторых высказываний Ф.М. Достоевского, но он никогда не отрекался от своей юношеской мысли о том, что русский человек только тогда по настоящему русский, если он чувствует себя братом для каждого живущего на белом свете.
И совсем неслучайно эта мысль дорога и мудрому философу Мерабу Мамардашвили, и молодому режиссеру Эдуарду Оганесяну, и итальянскому профессору Клаудии Скандуре.
Она была существенна и для великого русского живописца Павла Кузнецова. Статья Е. Иноземцевой, открывающей каталог выставки "Путешествие в Азию", которую галерея "Проун" на "Винзаводе" представила в тот же прекрасный вечер пятницы, начинается примечательной мыслью художника: "Вся культура, начинающаяся с религии, обычаев и костюма и кончающаяся стихами, медленно плывет (...) из Бухары и Самарканда, и думается, что при современных крылатых аппаратах пустынное пространство против Саратова превратилось бы в роскошно- чудодейственный край..." Острое восприятие Востока важно не только для решения живописных задач, - русский художник через восприятие иной культуры заново переживает собственную традицию, старается понять общие корни существования человечества. Куратор выставки Марина Лошак и исполнительный директор проекта Мария Салина, собрав воедино полотна Кузнецова, запечатлевшие его среднеазиатское путешествие 1910-х годов, уникальные экспонаты из коллекции узбекской одежды ХIХ века Таира Ф. Таирова и фотографии 1930-х годов создали пленительно живописный мир Востока, в котором раскрыли преемственность человеческого бытия в самых разных художественных отражениях. И авангард предстает в своей зависимости от традиции, а корневое народное искусство выглядит изощренно совремнным. И русский человек обретает свою полноту в отражениях восточного собрата...
Субботние события на Манежной, когда чужое горе решили присвоить себе самые разные политические силы, когда безнаказность одних вызвала спонтанную ярость других, обрушившуюся - как всегда бывает - на ни в чем не повинных людей, просто потому, что они принадлежали к другому этносу, - похоже, опять скомпрометировали эфемерную власть добра над злом, прекрасного над безобразным, духовного над брутальным. Когда убивают твоего товарища, для того, чтобы добиться справедливости вряд ли разумно рассказывать следователю, что красота должна спасти мир. Понятнее, когда перекрывают Ленинградский проспект, а потом кричат "Россия для русских". И не вина этих мальчишек в том, что они не знают, как по другому ответить на зло мира. Не читали они Мамардашвили. И Бродского не читали. И не знают они, кто такой Кузнецов. И они не видят для себя никакой социальной перспективы. Только в этом не их вина. Во многом это вина наша, вина старших, - семьи, школы, общества, СМИ, государства - при попустительстве которых происходит дегуманизация нации, когда идеологический вакуум пытаются заполнить черт знает чем, не понимая, что это самое черт знает что, обернется и против государства, и против общества, и против самих этих мальчишек, в конце концов. Для них не нашлось нормальных человеческих слов о добре и зле. Им не объяснили, что они тоже могут оказаться другими, не похожими на большинство. Но и нам пора понять, что эти мальчишки с их злобным отчаянием, - это не чужая, эта наша общая жизнь, в которой не отделаться приводом в милицию.
Бесконечно жаль всех погибших, и мы скорбим вместе с их близкими. Но не меньше жаль тех, кто ушел с Манежной в бессильной злобе и неизбывном желании мстить.
Поэтому нельзя оставлять стараний по просвещению ума и сердца, какими бы бессмысленными они ни казались. Существует великая русская и мировая культура. В ней есть ответы на все вопросы человеческой жизни. Надо только постараться, чтобы их расслышали и захотели понять. И люди власти, и обыватели всех возрастов.