Премию "Музейный Олимп", учрежденную властями Санкт-Петербурга, в одной из основных номинаций "Выставка года" по итогам уходящего года получил государственный музей-заповедник "Петергоф".
Премия присуждается за выдающиеся достижения в развитии музейного дела в Северной столице. Статуэтку Мнемозины, богини памяти, принимала директор "Петергофа" Елена Кальницкая. О том, как происходило восхожение на музейный Олимп, она рассказала в интервью "РГ".
- Ваш музей получил премию за проект "Фермерский дворец". Что это за проект?
- "Фермерский дворец" - это новый музей, который мы создали. Сам дворец - он построен в парке "Александрия" - существует с 1831 года. С ним связаны значительные государственные события. В конце 50-х годов XIX века здесь проходили совещания по подготовке крестьянской реформы. После революции Фермерский стал музеем, потом был домом отдыха, после войны превратился в общежитие Петродворцового часового завода, а с 1975 года пустовал и ветшал. Затем вошел в музейный комплекс Петергофа. Его реставрация началась только в 2003-м и продолжалась восемь лет. Представленная в этом году на премию экспозиция Фермерского дворца оказалась вне конкуренции.
- А вообще Петергоф, Гатчина, Павловск, другие музейные города близ Петербурга конкурируют между собой?
- Конкуренция есть, но с годами она превратилась в хорошее партнерство. Конечно, Эрмитаж, Русский музей, Петергоф - музеи крупные, у них и бюджет соответствующий, и кадры другие, и зарплата сотрудников чуть-чуть повыше. Но в последнее время маленькие музеи стали серьезно развиваться и на нынешний конкурс ими были представлены интересные проекты. Надо сказать, судьба пригородных музеев складывалась непросто. После войны происходило перераспределение коллекций. Да и сегодня этот процесс продолжается. Императрица Елизавета Петровна и императрица Екатерина II возили из дворца во дворец все, что хотели. И теперь за эти экспонаты между музеями иногда идет спор. Мы должны найти и, надеюсь, найдем разумный компромисс в перераспределении этого историко-культурного наследия. Чтобы музеи друг другу что-то передавали на хранение. Кто-то за точку отсчета берет 1941 год, считая его главным рубежом в кардинальном переделе музейного мира. Но я считаю, что критерием тут должно служить только одно - разумное и бережное обращение с памятником истории и культуры.
- Превращение дворца в музей - пример такого обращения?
- Музеефикация исторических зданий - этим сегодня занимается весь мир. Но как из дворца сделать музей? Это же очень непросто. Будучи в Англии, я наблюдала, как обсуждалась концепция превращения Кенсингтонского дворца в музей. Любой музей надо выстрадать. Например, Михайловский замок, где я много лет была директором, несмотря на все усилия, так и не стал музеем со своим ярко выраженным лицом. Потому что, как ни крути, невозможно уйти от того, что это дворец Павла I. А вещей Павла I там нет. Значит, дворцовую экспозицию не создашь. В принципе, из Михайловского дворца можно сделать музей, от которого будет захватывать дух, но это будет другой музей. Не такой, как Эрмитаж. Не такой, как Русский музей. Хотя не менее важный и нужный. И рассказывать он может о чем-то абсолютно новом.
- Но как о новом рассказывать по-новому? Современные технологии здесь допустимы? Или они могут разрушить эстетику и атмосферу дворцовых залов, парковых ландшафтов?
- Без современных технологий уже не обойтись. Вот сейчас мы думаем над тем, как сделать, чтобы в Петергофе на каждом экспонате был наклеен некий чип с информацией, которую можно считывать с помощью мобильного телефона. Вообразите, во время прогулки по петергофскому парку на дисплее вашего мобильного телефона появляется информация о его объектах. В телефон, оказывается, ничего вставлять не надо.
- Этот проект технически сложен?
- Я думаю, самое трудное тут - дать интересную информацию. Если закачать в чип примитивные сведения из путеводителя, это мало что даст. Нужно проявить изобретательность. Скажем, вы подходите к знаменитому фонтану "Самсон". Пусть в этом случае на дисплее мобильного телефона возникнет библейская легенда о Самсоне. Или, например, у нас есть мраморные вазы, сотворенные на петергофской гранильной фабрике. Тут к месту будет рассказать историю этой фабрики. Надо давать новую информацию, а не тупо излагать то, что содержится в популярной литературе. Создавать музеи так, как их создавали после войны, сегодня уже нельзя. Следует искать какие-то другие пути.
- А в чем принципиальная разница между былыми и сегодняшними подходами к музейному делу?
- После войны стояла четкая задача - восстановить все так, как оно было до начала фашистского нашествия. Потом мало-помалу процесс реставрации памятников истории и культуры пошел вглубь. Стали, например, восстанавливать музеи-квартиры, принялись по исторической иконографии воссоздавать интерьеры, которые к сорок первому году были уже утрачены. Со временем изменился зритель, претерпели эволюцию способы показа экспонатов.
- И все-таки... Новые технологии не вступают в конфликт с музейной классикой, овеянной веками?
- Могут вступать и нередко вступают. Поэтому самая трудная задача - найти поле, где классический музей и современные методы подачи материала будут корреспондироваться. Я вам сейчас расскажу про свои двухлетние душевные муки. Мне нужно создать музей в Ораниенбауме. Ораниенбаум, как и Дворец Петра I в Стрельне, входит в состав музея-заповедника "Петергоф". Так вот, нужно создать в Большом Меншиковском дворце Ораниенбаума современный музей. Стала думать, что же делать. Во дворце не сохранилось почти ничего - ни вещей, ни интерьеров меншиковской, екатерининской или александровской эпохи. В какой-то момент мне стало казаться, что надо уйти от истории дворца, поскольку это идея, можно сказать, краеведческая. Уйти от нее и придумать музей. Но какой? Чего только мы сами себе не предлагали! Музей игрушки... Музей русского детства... Музей истории праздников... Есть в Москве лаборатория музейного проектирования, суперсовременная, и мы даже к ней обращались за помощью. А один петербургский журналист предложил создать в Большом Меншиковском дворце музей истории транспорта. И все же после долгих раздумий и поисков мы пришли к выводу, что никуда нам не деться от истории этого дворца. Он интересен именно своим прошлым. Дворец - самодостаточен. Нам остается одно - интересно его показать.
- На опыт музеефикации Фермерского дворца здесь можно опереться?
- Вполне. Там мы тоже почти не имели мемориальных экспонатов, но имели полную иконографию. Поэтому подбирали вещи по аналогиям и теперь спокойно показываем: "Вот так это было во второй половине XIX века. А вот это голубое стекло мы заменили на аналогичное... А вот эту козетку сделали заново". Абсолютное знание времени, темы, материала. Музею, созданному во дворце, обычно нужно несколько лет, чтобы "состариться" и приобрести подлинность. А Фермерский стал сразу казаться подлинным.
- Какие средства "Петергоф" сам зарабатывает на свое содержание?
- Две трети в бюджете музея - наши собственные доходы. Соответственно, госфинансирование осуществляется на треть, а иной раз лишь на четверть. Музей зарабатывает на билетах, на издании альбомов, каталогов, путеводителей. На сувенирной продукции.
- Владимир Бортко сейчас снимает здесь фильм о Петре I...
- Уже отснял.
- Я о другом. За съемки в Петергофе музей взимает плату?
- В принципе - да. Но и Владимир Бортко, и Светлана Дружинина, которая тоже здесь снимала, заручились поддержкой министерства культуры и петербургских властей, поэтому их киногруппы работали в Петергофе на безвозмездной основе. Это профессионалы высокого класса.
- Сколько стоит билет на вход в петергофский парк ?
- Сто пятьдесят рублей. Это цена среднеевропейская. Кто-то говорит: дорого. Но если вы приезжаете в Версаль и там с вас берут за вход десять евро, вы к этому относитесь совершенно спокойно. А заплатить за вход в петергофский парк в два раза меньше - это кому-то кажется разорительным. Людям очень трудно объяснить, что музей - недешевое дело. У нас сейчас две ценовые градации - европейская и российская. Нам говорят: уравняйте. Некоторые мои коллеги так и поступили. Что получилось? Цена российского билета выросла на 80 процентов, а цена европейского понизилась на 10. Нам говорят: этак получится, что мама с папой и двумя детьми, приехав в Петергоф издалека, будут вынуждены оставить там кучу денег. Да, вероятно. Но такое событие нечасто в их жизни случается. Кроме того, посмотрят они не всё - два-три музея, и только. И навсегда увезут с собой воспоминания об этом.
- По петергофскому парку стадами бродят дамы в кринолинах и париках а ля Екатерина II, разгуливают полчища "Петров Первых", приставая к посетителям и чуть ли не требуя сфотографироваться с ними. Как вы к этому относитесь?
- Это чудовищная пошлость. Когда я вступила в должность директора, по Петергофу ходило четырнадцать "Петров Первых", теперь остался один, он вышагивает у Монплезира и знает свое место. Остальные просто дефилируют в старинных костюмах и называют себя "графьями". Повторяю: пошлость. Но людям это нравится. Когда я стала убирать из парка ряженых, я получила столько жалоб! Человек приезжает в Петергоф из провинции и увозит с собой на память эту фотографию. Он совершенно счастлив, что запечатлен с "Петром Первым". Но так ведь и в Европе. В Мюнхене я видела "немецких солдат" в форме времен Первой мировой войны. В Риме, близ Колизея, расхаживают "гладиаторы". В центре Брюсселя стоит памятник Ван Гогу, а рядом - человек, в точности копирующий этот памятник, и с ним все фотографируются. Ну что делать? Наверное, это неизбежно. Я, например, очень не люблю музеи восковых фигур. Но какой популярностью они пользуются во всем мире!
- А кафе, забегаловки на территории петергофского парка... Шашлычный дух над "Самсоном", дворцом Марли...
- Опять же: а что делать? С одной стороны, это портит вид парка, а с другой, людям хочется перекусить. В Версале подобные заведения тоже имеются, но спрятаны от глаз, их не сразу и обнаружишь. В Царском Селе - точно так же. Мы тоже попробуем что-то спрятать, убрать с центральных аллей. Или как быть с такой проблемой? Когда я пришла, в петергофском парке работали велорикши. Мне не понравилось. Как это - один человек везет другого? Мы выдворили велорикш. И тотчас посыпались жалобы от пожилых людей: "Нам тяжело ходить. Как же мы теперь будем передвигаться по Петергофу?" Этим летом вместо велорикш у нас появились электромобили. Ждем по этому поводу благодарностей и жалоб. Благодарностей - от стариков, которые с удовольствием на электромобиле поедут, и жалоб от тех, кому это помешает гулять. И обязательно кто-нибудь выскажет мнение, что электромобили не корреспондируются с образом парка XVIII века. Или вот еще. Было жаркое лето. Теперь у меня лежит две пачки жалоб. В одной: "Почему вода была недостаточно холодной и не хватало мороженого?" В другой: "Какого черта по аллеям разъезжают тележки с водой и мороженым? Они нам мешают наслаждаться красотами парка". Так что всем угодить невозможно. Надо находить "золотую середину".
- За последние лет десять публика в Петергофе сильно изменилась?
- Публика, в принципе, та же. Но если бы меня спросили, разнится ли публика Эрмитажа и Петергофа, я бы ответила: "Да, несомненно". Петергофская публика - она в большей степени туристическая, гуляющая на природе. Люди приехали отдохнуть, развлечься... Большинство здесь по шесть-семь часов проводят.
- Штат в музее какой?
- Примерно 1200 человек.
- В возрасте, мягко говоря, зрелом?
- Это действительно мягко сказано.
- Зарплаты таковы, что молодых сотрудников сюда не тянет?
- Кроме научных сотрудников в музее есть еще масса технического персонала. Что же касается зарплат... У нас бывают и надбавки, и премии... Кто-то зарабатывает до 30 тысяч рублей и дальше больше. Для музея это очень приличные деньги.
- И все равно молодежь к вам не идет?
- Идет потихонечку. Дело в том, что штат у нас до отказа заполнен. "Петергоф" - градообразующее предприятие. Все, кто живет в Петергофе, хотят работать в музее.
- Больше негде?
- Негде. И я никого не могу уволить. Есть люди очень пожилые. Хотя дело не в возрасте. Кто-то и в 70, и в 75 лет способен нормально работать. Но у меня 200 сторожей "старого образца", которые дежурят (то бишь спят) сутки через трое. Я бы их давным-давно заменила на современную службу безопасности, но эти люди в штате музея. Я не могу им сказать: "Всё, вы уволены!". Пенсионный возраст сам по себе не дает правовых оснований для увольнения.
- Что же делать?
- Не знаю. Думаю, пожилые сотрудники должны осознать нынешнее положение и либо уйти на покой, либо с чем-то смириться и продолжать работать, но работать так, чтобы не вызывать нареканий. Вот, к примеру, музейный смотритель. Она, быть может, в прошлом кандидат наук или жена профессора. Ныне жизнь заставила ее пойти в музей, чтобы в нем открывать двери. Если у этой женщины легкий характер, она скажет себе: "Я работаю в прекрасном музее, мне нравится моя работа, я здесь на виду, я общаюсь с людьми, у меня все хорошо". А если у нее характер не сахар, она будет сидеть и грызть себя: "Я профессорская жена, я ходила в бриллиантах, а сегодня я открываю двери...". У нее разовьется комплекс неполноценности. От этого комплекса пойдет негативная энергия. И вот, представьте, группа экскурсантов входит в зал, а там сидит пожилая дама с перекошенным лицом. Психология музейного смотрителя - уникальная вещь. К нам приезжал Энди Фриберг, американский фотограф, известный на весь мир. Он делал фотопроект "Музейные смотрители России", и я ему помогала. Так вот, он моментально все понял. И сделал фотографии. На них видны все оттенки чувств этих музейных бабушек. В Петергофе многие из них замечательные...
- Прежний директор руководил "Петергофом" в течение многих лет. Молодых директоров музеев я, признаюсь, еще не встречал. Может, так и надо? Музей - учреждение консервативное. Управлять им должен человек, не склонный к радикализму, умудренный житейским опытом?
- Да, наверное, так. В другой сфере деятельности можно стать профессионалом за два-три года, в нашей - нет. Музейный руководитель должен вырасти в музее, пройти в нем весь путь от первых шагов до серьезного профессионального становления. Вот сейчас я директор. Но я знаю, как мыслит музейный инженер, что себе думает музейный хранитель, как видит проблему научный сотрудник, чем озабочен руководитель среднего звена... Потому что на всех этих должностях поработала сама. Директор музея должен быть человеком из музейной среды. Ведь это даже не работа. Это образ жизни.
- Вы живете в Петербурге?
- Да.
-А в Петергофе находитесь каждый день?
- Конечно.
- У вас есть там любимые места?
- Мне очень нравится парк "Александрия". Романтический вольный пейзаж я люблю больше, чем четкую барочность.
- А любимый фонтан у вас есть?
- Есть. Это фонтан, который Павел I, мой герой, купил в Нюрнберге.
- К тому, что вас окружает в Петергофе, можно привыкнуть?
- Нет, невозможно. А главное - не нужно привыкать.