14 января 2011 года Анатолию Наумовичу Рыбакову исполнилось бы сто лет.
Можно спорить о том, какое место его произведения, составившие увесистый семитомник, займут в истории русской литературы и вообще останутся ли они в ней спустя столетия. Но бесспорно одно - они сыграли существенную роль в жизни советских людей второй половины ХХ века. В моей жизни в том числе. Даже тогда, когда Советский Союз превратился в Российскую Федерацию. Они помогали нам лучше понять судьбу нашей Родины. И нашу собственную судьбу. И уже поэтому стали частью нашей истории.
Мальчишкой я читал и перечитывал "Кортик", захватывающий подростковый детектив о романтическом времени Гражданской войны, первую книгу Рыбакова, вышедшую в свет в 1948 году, и старался прорваться в кино, когда появился фильм В. Венгерова и М. Швейцера. (Потом уже вышли "Бронзовая птица" и "Выстрел".) Повзрослев, пытался понять производственные хитросплетения "Водителей", "Екатерины Ворониной" и "Лета в Сосняках". И удивлялся тому, что немолодой уже Рыбаков понимает людей, только вступающих в жизнь, как в трилогии о Кроше ("Приключения Кроша", "Каникулы Кроша" и "Неизвестный солдат"). Как и подавляющее большинство читателей "Тяжелого песка", удивлялся дерзости писателя, написавшего роман на "еврейскую тему", о трагедии Холокоста, в глухую пору "советской осени", когда борьба с сионизмом была на самом деле обычным государственным антисемитизмом. И как многие, усматривал в публикации этой книги "тонкую партийную игру". И, естественно, работая в журнале "Театр", пытался заполучить у наших дружественных соседей из редакции "Дружбы народов" гранки "Детей Арбата", как и последующих романов Рыбакова из этого цикла - "Тридцать пятый и другие годы", которые мы вырывали друг у друга и во второй половине 80-х, и в первой половине 90-х годов прошлого века, - мы все еще открывали заново трагическую историю своего советского Отечества.
Когда в 1997 году вышел "Роман-воспоминание", где Рыбаков много писал о своей семье и о литературных нравах советского времени, я все еще надеялся на то, что писатель выполнит свое обещание и доведет в будущих книгах судьбы своих героев и нашей страны хотя бы до середины 50-х, как обещал он в финале "Детей Арбата". Впрочем, уже после "Праха и пепла" (1994), завершающегося похоронами главного героя "Детей Арбата" Саши Панкратова, который погиб в пору великой битвы под Курском, было понятно, что ему будет очень трудно продолжить это повествование без своего биографического двойника. Наверное, поэтому он и решил подвести итоги документальной прозой о своей собственной, несочиненной жизни. Рыбаков, как и его читатели, предполагал, что это итоги предварительные. Но случилось по-другому - через год после выхода "Романа-воспоминания" его не стало.
В одном из своих последних интервью, совсем незадолго до смерти, Анатолий Рыбаков изложил свое политическое кредо: "Сталинизм демонтировать, но сохранить социальные завоевания революции". Зло советской истории для него было сконцентрировано в Сталине и продолжающей жить своей жизнью сталинщине, которые загубили идеалы революции, благородство ее социального пафоса. И в конечном счете обескровили страну. Неслучайно Лев Аннинский назвал свое послесловие к трилогии о Саше Панкратове "От бесстрашия к страху". Для него, как и для Рыбакова, страх отравляет плоть и кровь советского общества с начала тридцатых, достигая своего пика к середине этого десятилетия, превращаясь в леденящий ужас 1937 года. Но я помню, как в 1988 году в Доме кино на премьере фильма Марины Голдовской "Власть Соловецкая..." после всех проклятий в адрес Сталина старейший писатель и сиделец Олег Волков предварил свое выступление словами: "Вы все ругаете Сталина, а я начал бояться стука в дверь с 1918 года..." Когда он сказал о Ленине то, что обычно говорили про Сталина, вольнолюбивую премьерную публику перестроечной поры накрыла волна того самого страха, который и не исчезал никогда, разве что во время Великой Отечественной, когда его подмял под себя другой страх, страх за историческое бытие нации.
Впрочем, тема "Сатурна, пожирающего своих детей" у Рыбакова не имеет временных рамок, попав в Мозгову, место своей ссылки, в 1932 году Саша Панкратов встречает здесь участников революции, которых выслали сюда задолго до него. И которые точно знают, что у них нет будущего. Вернее, есть - тюрьма и лагерь. И только это способно уберечь их от участия в кровавом фарсе, когда мало молчаливо согласиться с тем, что убивают невинных, надо успеть потребовать еще более радикальных мер для оставшихся в живых. И именно здесь Саша формулирует, на первый взгляд, простую до наивности, но необычайно важную и для него, и для его создателя мысль: "Нет сверхнации, нет сверхнародов, есть люди: хорошие люди, плохие люди. И нужно создать общество, при котором никакие силы не могли бы заставить их быть плохими".
В "Неизвестном солдате" дедушка Кроша считает, что его слишком домашнему внуку надо "попробовать жизни". В случае Рыбакова этим озаботились органы ОГПУ. 5 ноября 1933 года он, студент третьего курса Московского института инженеров транспорта, был арестован и Особым совещанием ОГПУ был осужден на три года ссылки по статье 58-10 ("Контрреволюционная агитация и пропаганда"). С этого начались его странствия по огромной стране, которые завершились только за три года до начала войны, в Рязани, где Рыбаков стал главным инженером областного автопредприятия. С него сняли судимость уже после войны - "За отличие в боях с немецко-фашистскими захватчиками", что позволило ему, начальнику автослужбы гвардейского стрелкового корпуса, майору, вернуться в Москву.
Говорят, ссылаясь на самого Рыбакова, что он считал свою шоферскую профессию житейской случайностью. Но грузовик - это своего рода олицетворение свободы и независимости. Автомобили становятся героями почти всех его произведений. И не случайно положительные герои Рыбакова бьются за то, чтобы грузовик был исправен. Движение - это свобода, это возможность выбора, которые ограничиваются при любой поломке. Рыбаков пишет про грузовики как про одушевленные существа, чувствуя и передавая читателю важность и ценность каждой детали, каждого жизненно важного технологического узла. Без них не вырваться на волю скорости.
Только грузовики все чаще и чаще ходят в колоннах. И решения о том, куда ехать, принимают не они и даже не их водители.
В поздних романах Рыбакова политика становится судьбой. Не только для тех, у кого иной судьбы нет и быть не может - от Сталина до Троцкого и Гитлера. Но и для тех, кто предпочел бы укрыться в своей частной, далекой от Кремля жизни. Страх отравляет поцелуй влюбленных и объятия друзей. Только война принесла бесстрашие героям Рыбакова и других настоящих писателей, для которых она была звездным часом. Это было бесстрашие перед лицом смерти.
Но Рыбаков знал, что самое трудное - зная о могуществе страха, найти свой источник свободы, научиться жить не боясь.