Еще до открытия выставки Александра Дейнеки в римском Дворце Экспозиций, одна из наиболее влиятельных итальянских газет поспешила сообщить своим читателям, что Россия не случайно открывает свой Год культуры и языка в Италии произведениями художника, прославляющего сталинское коммунистическое прошлое.
По мнению итальянского обозревателя, эти произведения мэтра социалистического реализма, воспевшего праздник социалистического строительства и советский строй как таковой, по существу отражают умонастроения современной российской политической элиты, мечтающей возродить СССР в его наиболее тоталитарном обличье. Даже тот факт, что Дейнека во время своего путешествия по Европе в середине 30-х годов прошлого века в своих работах с любовью запечатлел образы Италии, рассматривается как желание облагородить итальянский фашизм, который должен был быть эстетически близок художнику из сталинского Советского Союза.
Можно было бы попросту отмахнуться от всех этих претензий, не утруждая себя поиском аргументов в защиту устроителей выставки, - в конце концов, никто не заставлял наших итальянских коллег выбирать для открытия "перекрестных" годов культуры и языка работы именно этого художника.
Наши партнеры, побывав на выставке Александра Дейнеки в Москве, Третьяковской галерее, сделали свой выбор совершенно самостоятельно. Им показалось интересным представить итальянской публике художника практически неизвестного современной публике за пределами России. Да и в нынешней России, пожалуй, тоже. Но отмахнуться от поставленного вопроса проще, чем попытаться на него ответить. Нам самим этот ответ важнее, чем итальянцам, равно, как и прочим иностранным гражданам.
Совсем недавно по одному из центральных каналов смотрел очередную дискуссию о Сталине, с участием непременных дискутантов-оппонентов, не первый раз скрещивающих свои аргументы и контраргументы по данному вопросу. И понял, что больше не могу на все это смотреть. И не только потому, что все аргументы "за" и "против" повторяются последние пятьдесят пять лет, со времен ХХ съезда КПСС, а то и того раньше. И не потому, что телевизионное ток-шоу по природе своей не может - даже при самых благородных и серьезных намерениях его создателей - по-настоящему глубоко рассмотреть и менее сложную проблему. Но прежде всего потому, что оппоненты пытаются обуздать непокорное настоящее банальными историческими шорами, да и то не договорившись о терминах.
Сегодня и тоталитарные системы не похожи на те, что были в тридцатые годы, и представления о демократии несколько иные нежели во времена Великой французской революции. Разумеется, реальное будущее можно создавать, только опираясь на реальное прошлое, - это уже банальность, которая, впрочем, не растеряла своего смысла. Но идти в будущее, непрерывно озираясь на прошлое, невозможно, - легко и шею свернуть, и ноги переломать.
Когда-то в преддверии ХХI века Чингиз Айтматов писал, что человечество постоянно воспроизводит свои собственные проблемы, и если мы хотим увидеть лицо третьего тысячелетия, достаточно посмотреть на себя в зеркало. Но сравнительно незадолго до смерти Чингиза Торекуловича, возвращаясь в Москву из Казани после юбилея М. Шаймиева, мы обсуждали эту проблему, и согласились, что при определенном консерватизме, цикличности развития человечества всякий новый исторический период готовит неведомые прежде вызовы (не говоря уже об угрозах). И для ответа на них исторические штампы никуда не годятся.
Человек как биологическое существо сохраняет свой природный консерватизм, но способен меняться, мутировать, не только на социальном уровне. Для поддержания хрупкого равновесия между жаждой обновления и неизменностью биологических циклов нужны не просто сверхусилия, но и некое качество решения обрушивающихся на человечество проблем. Не только мускулистая политическая воля, но и политическая и человеческая культура, которой так недостает современному человечеству.
Там, где побеждала политическая культура и общественная мудрость, - соотношения прошлого и будущего обретали некую хрупкую гармонию, столь необходимую настоящему.
Думаю, что единственным непревзойденным образцом такого подхода к прошлому в ХХ веке была только Испания, пережившая кровавую Гражданскую войну и тоталитарный режим Франко. Франко, к слову сказать, предпринимал попытки объединить нацию, но на свой - деспотический - манер. Ведь именно ему принадлежит фраза: "Для друзей - все, для остальных - закон". Понятно, что такой подход не предполагает искренности национального единства. Но после смерти каудильо (вождя нации) взошедший на престол Хуан Карлос I стал не наследником Франко, а наследником исторической монархии, при этом запретив франкистскую Фалангу и проведя демократические реформы. Было бы важно понять, что удалось и что не удалось испанцам в диалоге со своей историей, как они смогли дистанцироваться от всего дурного и сохранить все существенное для национального примерения со своим далеко не безоблачным минувшим. И что помогает им преодолевать свои имперские комплексы, - ведь Испания была великой монархией, распростершейся на трех континентах, монархией, "где никогда не заходило солнце".
Я далек от идеализации того, что происходит в современной Испании, но уверен, что сегодня испанское прошлое не мешает испанскому настоящему. И не случайно, наверное, что перекрестный Год Испании в России и России в Испании, старт которому был дан в минувшую пятницу президентом России Д.А. Медведевым и Королем Испании Хуаном Карлосом I в Петербурге, открылся встречей российских и испанских деловых людей и беспрецедентной по уровню экспонатов выставкой картин из Музея Прадо в Эрмитаже. Бизнесмены говорили о будущем, к которому никто не рисковал подбирать эпитеты, портреты императоров и вельмож напоминали о великом и трагическом прошлом. Но речь не шла об утраченном величии, - красота и совершенство живописи вызывали совсем иные, куда как более возвышенные и глубокие переживания. Искусство Веласкеса и Гойи, Эль Греко и Дюрера открывало бытийную связь всего сущего - в высшем и низшем, патетическом и комическом, благородном и омерзительном обличье. Подлинное искусство существует поверх идеологических смыслов и значений, оно пробуждает тот глубинный гуманизм, существующий в каждом человеке, который часто неразличим в повседневности существования.
И в этом смысле работы Александра Александровича Дейнеки вовсе не исключение. Искусство советской поры создавали настоящие мастера - от Маяковского и Мейерхольда до Шостаковича и Товстоногова. И музыка их творчества примиряет нас с прошлым поверх любых политических диспутов. Взаимоотношения с нашей историей требуют сосредоточенной тишины. Крик никогда не приносит понимания, - это всегда лишь признак слабости.