Оперу "Мертвые души", сочинение Родиона Щедрина 1977 года, вернули к жизни в Мариинском театре. Новый спектакль поставили режиссер Василий Бархатов, художник Зиновий Марголин и музыкальный руководитель Валерий Гергиев.
Это вторая версия оперы в России со времен ее мировой премьеры, сделанной Борисом Покровским в 1977 году в Большом театре в Москве и в 1978 году в Театре оперы и балета им. Кирова в Ленинграде. При новизне решений в новой версии чувствовалось желание быть родственно связанной с традицией, в частности, русского психологического театра. Постановщик Василий Бархатов поместил литературный сюжет в пространство без жестко фиксированной эпохи, указав на неисчезающую актуальность тем. На финальном этапе сценических репетиций присутствовали композитор вместе с верной супругой Майей Плисецкой, принимая "новое видение" оперы как неизбежное.
Вместо двух с половиной часов звучания оперы казалось, что прошло намного больше времени - столько, сколько его потратил на свое путешествие Павел Иванович Чичиков. Психологическую иллюзию создали частая смена картин и отбивавший их черно-белый видеоряд дороги за окном. По заданию режиссера эта дорога - главный лейтмотив поэмы Гоголя - была снята из окна поезда Москва - Херсон, по пути авантюриста Чичикова. Угрожающе, словно танк, выдвигалась в сторону зрительного зала основная декорация - огромные, в полсцены колеса брички, соединенные прямоугольной панелью-окном. Инженерная мысль Зиновия Марголина, художника-режиссера, поразила точностью расчета в работе огромного механизма-аттракциона: колеса уезжали - из-под них выкатывалась площадка со следующими персонажами, задвигая в свою очередь спевших.
Никакой специальной метафизики в изображении мертвых душ Василий Бархатов не придумывал, напротив: чем больше реализма, тем страшнее. О метафизике в свое время позаботился композитор, заменив группу скрипок в оркестре на голоса хорового ансамбля, часть которого разместил в оркестровой яме, часть - за сценой. Интерьеры и характеры помещиков были выстроены согласно их говорящим фамилиям. Ноздрев в бесшабашном азартном исполнении тенора Сергея Семишкура постоянно празднует жизнь в халате псевдоаристократа. Коробочка - тетка с кичкой в темном полосатом платье с белым воротничком, владелица швейной мастерской, в подчинении которой группа девушек-гастарбайтеров из бывшей союзной республики. Ее блистательно, сочно, заостренно, гротескно спела и сыграла Лариса Дядькова. Одной из самых эффектных получилась сцена у Собакевича, из которого постановщики вылепили подобие бровастого Брежнева. Бас Сергей Алексашкин создал образ партийного босса за трибуной. В его кабинете-архиве мертвые души - крестьяне в лохмотьях с бирками на пальцах ног вылезали из ящиков каталога. Карина Чепурнова и Александр Тимченко сахарно-елейно пропели реплики четы Маниловых, представ в спектакле пчеловодами. Сцена с бомжеватым Плюшкиным досталась Светлане Волковой: загримированная до полной неузнаваемости, певица сделала своего фирменного персонажа противным, жалким и одновременно обаятельным. "Кулем заплатанным" назвал его Родион Щедрин по совету поэта Андрея Вознесенского, который подметил, что пропетое слово "куль" в зале услышат как слово из трех букв. Самого Чичикова из трех претендентов выпало исполнить баритону Сергею Романову, для которого выход в этой партии стал звездным часом. Хамелеонистому прохиндею, лихо менявшему наряды (художник по костюмам - Мария Данилова), никакого труда не составляло входить в доверие к одноклеточным плюшкиным и собакевичам. Домиками одноклеточных художник сделал емкие конструкции на колесах, напоминавшие и гробы с окошками, и туалетные кабинки, и дорожные сундуки, и корпус брички. Чувство неосознанного страха и клаустрофобии не могло не охватить зрителей, когда в финале эти домики выстроились в ряд вдоль сцены, словно призраки, уползавшие под тревожный звон колокольчиков вдаль за горизонт.
Валерий Гергиев еще во время концертного исполнения "Мертвых душ" в Концертном зале Мариинского театра в Год Гоголя показал, насколько важна для него эта партитура второй половины ХХ века. На премьере маэстро не оставил без внимания ни одной ноты, выстроив сбалансированную темповую драматургию. Насквозь театральная музыка Родиона Щедрина, состоящая не только из осязаемых интонаций, ритмов и тембров, моментально рождающих зримые образы, но и из препарированных цитат Россини и Верди, получила животрепещущую интерпретацию, которая продлит жизнь нового спектакля не на один сезон.