В Манеже они оказались рядом - два хита нынешнего московского международного фотофестиваля: "Итальянский реализм. Фотографии 1945-1970-х годов" из собрания Паоло Морелло и "Опыт занимательной химии. Фотографии 1990-1890" двух нью-йорских денди Дэвида МакДермотта и Питера МакГафа.
Кажется, трудно найти два столь не совместных проекта, как эти. Итальянские фотографы с азартом, вдохновением останавливают мгновения быстротекущей жизни. Эти мгновения могут быть полны драйва, как на знаменитой фотографии Марио Де Биази "Итальянцы оборачиваются" (1954), где взгляды всех мужчин прикованы к сексапильной красотке в белом платье, или последнего вздоха истончающейся жизни, как в серии "Жизнь в богадельне" (1955) Марио Джакомелли.
Они могут быть эпически прекрасны, даже если Пепи Меризио снимает последний путь своего дядюшки Анджело (1963), и кошмарно физиологичны, даже если выглядят торжеством справедливой мести, как в будапештской серии 1956 года Марио Де Биази. Но на всех этих снимках полнота, ценность и восхитительная подлинность каждого мига жизни не вызывают сомнения.
Напротив, Дэвид МакДермотт и Питер МакГаф демонстрируют чудеса старинной фотографической печати (даже их названия звучат как обломки стихотворных строк - "палладиевая печать", "цианотипия", "двухцветный гуммиарабик" или "соляной процесс"), используя ее вместо машины времени. Даже около своих работ они обыкновенно ставят две даты, скажем 1907/1989. Нет, они вовсе не копируют натюрморты и портреты начала века - они создают их сами, подбирая типажи, шляпы и древние телефонные аппараты. Но и чистой стилизацией фотографий эпохи Марселя Пруста, Оскара Уайльда, Одри Бёрдслея их работы не назовешь, равно как и подделкой.
Во-первых, они всегда рады подчеркнуть условность игры, снимают ли они "Имитацию апельсиновой рощи", или бронзовый бюст Августа, обряженный в современный костюм. Ясно же, что как туманный Альбион жаждал классической красоты солнечной Италии, так и нынешний Нью-Йорк не прочь потосковать по большому британскому стилю. Во-вторых, у них, слава богу, все в порядке с чувством юмора, который они ценят не меньше, чем стиль.
Я не говорю про пышную избыточность натюрморта под ехидным названием "Плодородие тори", но совершенно прекрасен снимок под высокопарным названием "Подобно разбитой колонне". Античным колоннам уподоблены две манжеты от мужской рубашки, на которых осталось по одной пуговице. Одежда и архитектура, тело и скульптура выстраиваются как зеркала, отражающие друг друга.
В-третьих, они не только изображают денди, они еще и продолжают их традиции. Знаменитый денди граф Робер де Монтескью в начале ХХ века фотографировался то в образе Людовика XIV, то в нарядах восточного султана, то в кожаной куртке шофера на фоне статуэтки индийского слона. Так что можно считать, что нью-йорские художники - обновленная версия графа де Монтескью.
А немецкий экспрессионизм и американский минимализм, абстракция и кинематографический неореализм становятся языками, которые человек с фотоаппаратом с середины ХХ века в Италии осваивает со страстью и энергией.
Но точно так же МакДермотт и МакГаф будут на рубеже столетий осваивать язык предыдущего fin de sie'cle. "Реализм" и игра, игра и жизнь оказываются в шаговой доступности друг от друга. Стоит дойти до ЦВЗ "Манеж", чтобы убедиться в этом.