Тема великих реформ Александра II не просто не закрыта после громкого празднования юбилея отмены крепостного права, но только начинается.
Отмена крепостного права, земская реформа, городская реформа, судебная, полицейская и военные реформы, проведенные императором, изменили структуру государственного управления, стали стимулом для появления новых общественных классов, развития рынка и крестьянского предпринимательства, создания качественного нового устройства армии и полиции и появления новой совершенной по своему замыслу и ставшей образцом на десятилетия вперед судебной системы.
Сегодня мы только начинаем задумываться, какие уроки до сих пор не извлекли из не столь уж давней и все еще актуальной истории. И главный из них - лишь с помощью независимой, профессиональной и открытой судебной системы мы можем довести до конца дело, начатое Александром Освободителем 150 лет назад.
В самое ближайшее время мы вновь вспомним великие реформы: на итоговом совещании председателей арбитражных судов и международной научно-практической конференции, посвященной вопросам совершенствования процессуальных средств защиты экономических прав.
Реформы, прерванные бомбами
Полтора века назад императорский манифест оповестил Россию о начале преобразований, истинное значение которых в полной мере не смогли оценить ни современники, ни их потомки. Просто поразительно, сколь огромное влияние на современную действительность оказывает тот краткий период реформ позапрошлого столетия, который продолжался совсем недолго и был так бесцеремонно прерван бомбами радикалов и реакцией Победоносцева. Едва ли не единственный в российской истории пример ненасильственной и успешной модернизации страны стал также и примером того, насколько далеки могут быть друг от друга представления власти и общества о темпах и методах осуществления реформ.
Недавно отмеченный юбилей отмены крепостного права - не первая и, конечно же, далеко не последняя попытка осмысления уроков преобразований, совершенных Александром II и его правительством. Это и неудивительно, учитывая то, насколько глубоко эти реформы изменили буквально все сферы жизни российского общества. Строго говоря, представители практически любой специальности могут с полным основанием отмечать юбилей реформ Александра II, обсуждая их влияние на юриспруденцию, образование, науку, политику, экономику или военное дело.
Масштаб свершений был таков, что я мог бы все отведенное мне время потратить только на перечисление указов, законов, положений и манифестов, увидевших свет в течение одного бурного десятилетия XIX века и решительно преобразивших Россию. Однако я бы хотел ограничиться упоминанием только двух, зато, на мой взгляд, самых важных аспектов: крестьянской и судебной реформ.
Разорительная неволя
Если бы царствование Александра II ограничилось лишь освобождением крестьян и созданием совершенно новой для России системы правосудия - одного этого было бы достаточно для того, чтобы признать этот период одним из величайших в нашей истории. Но удивительно, насколько разными путями шли эти две важнейшие реформы, насколько разным духом были пропитаны их инициаторы, насколько различными оказались результаты их трудов.
Вообще, оценивая сегодня то, что совершили 150 лет назад наши великие предшественники, очень трудно удержаться от соблазна сопоставления двух главных реформ 1860-х годов. Их предпосылки были очень сходными - и в сфере отправления правосудия, и в крестьянском вопросе к середине позапрошлого века назрел тяжелейший кризис. Официальная статистика отмечала деградацию помещичьего сельского хозяйства: за всю вторую четверть XIX века урожайность в России выросла всего на 0,5 процента, помещики массово разорялись и превращались в должников государства. А самое главное - крепостническая модель хозяйствования утратила в глазах российского общества свою легитимность. На всех его уровнях, от крестьян до императора, существовало понимание того, что консервация существующего порядка не может продолжаться бесконечно, что каждый лишний год промедления только ухудшает состояние дел.
Известно емкое определение шефа жандармов Александра Бенкендорфа: "Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством".
Положение дел в российском судопроизводстве этого периода можно описывать в таких же - мрачных - красках. Формально-инквизиционный подход к правосудию, подчинение судебных органов исполнительной власти, запутанная система пересекающихся юрисдикций, неразвитость процессуального законодательства - сочетание таких факторов способно лишить остатков эффективности любую судебную систему. К тому же эта система вызывала жесткое неприятие российского общества, которое по отношению к судебному ведомству пришло к такому же негативному консенсусу, как и по отношению к крепостничеству: в праве на уважение, на признание судебной системы общественным мнением было решительно отказано.
Как видим, перед реформаторами и в одном, и в другом случае стояли аналогичные задачи невиданной сложности: демонтировать совершенно непригодную к работе часть государственного механизма, заменив ее на новую, адекватную задачам текущего момента. Насколько же разными, прежде всего в идеологическом плане, оказались принятые ими решения.
Вместо крепости - независимый суд
Освобождение крестьян оказалось в руках той группы государственных деятелей, которая искренне верила в концепцию особого пути России, во врожденный коллективизм русского крестьянина и имманентно присущую ему любовь к "миру", к общине. Идеологи крестьянской реформы декларировали желание не только освободить крестьян, но и сохранить специфический "славянский дух" в деревне: сохранить таким, каким его представляли себе входившие в состав редакционной комиссии министры, чиновники, землевладельцы и профессора Московского университета. Отсюда - общинная собственность на отдельные виды земли и ограничения частной инициативы.
Разработчиками судебной реформы стали ученые и юристы, кропотливо изучившие самые эффективные для своего времени зарубежные правовые системы - такие, как Гагарин, Оболенский, Зарудный, Калачев, Буцковский, Ровинский, Стояновский, Замятнин и даже Победоносцев. Они ставили перед собой амбициозную по любым меркам задачу - осуществить синтез англо-саксонской и континентальной правовых систем, сформировать в стране совершенно новую судебную иерархию, одновременно переходя от формально-инквизиционного к состязательному судопроизводству. И все это предстояло совершить в обществе, полностью лишенном каких-либо традиций публичного правосудия.
Кажется, что перед разработчиками двух этих важнейших реформ стояли не сравнимые по сложности задачи. Одним надо было законодательно оформить уже фактически существовавшее крестьянское землепользование, всего лишь добавив посильную для государства систему компенсаций помещикам. Другим же предстояло практически с нуля выстроить институцию, которой в Российской империи просто не существовало. Результат же, как мы знаем, оказался неожиданным.
Те, условно говоря, западники, которые готовили судебную реформу, совершили невозможное. В стране, которая никогда не была полигоном для внедрения либеральных правовых ценностей, они смогли реализовать принципы, сохраняющие актуальность до сих пор: осуществление правосудия только судом, независимость судов и судей, отделение судебной власти от обвинительной, несменяемость судей, бессословность суда, гласность судопроизводства, состязательность, устность судопроизводства. Наконец, впервые в истории российского правосудия был введен суд присяжных. Разумеется, эта система не заработала идеально с первых же дней существования, но она работала и довольно быстро воспитала череду крупных юристов, чьим наследием мы пользуемся до сих пор.
Собственность - это обязанность
В то же самое время усилия, предпринятые для того, чтобы крестьянская реформа сохраняла национальный дух, дали совсем иной результат. Крестьяне получили личную свободу. Но, раздробив крупные хозяйства, эта реформа создала массу барьеров для их нового укрупнения с вытеснением части крестьян в города. Процесс формирования класса собственников и расслоения крестьянства искусственно замедлялся. Понадобились еще полвека и первая русская революция, и реформы Столыпина, чтобы снять эти ограничители. А потом - еще одна революция, коллективизация, окончательное лишение крестьян земли и, наконец, хрущевская отмена ограничений на выход из деревни, чтобы наконец-то завершился процесс преобразования крестьянского по преимуществу общества в индустриальное, городское.
Полагаю, всем знакомо высказывание о том, что история не терпит сослагательного наклонения. Разумеется, как и всякая банальность, и это высказывание сильно искажает истину: историкам (и не только) очень полезно задаваться вопросом о возможных последствиях тех или иных решений. Но вот чего история точно не терпит, так это натянутых аналогий. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы рассуждения об успешности реформы, проведенной по западным образцам, в противовес полууспеху реформы "суверенной", совмещенной с изобретением особого русского пути развития, рассматривались как намек на события сегодняшнего дня. История не делает намеков. История дает нам уроки. И один из главных уроков александровских реформ полуторавековой давности состоит не в том, какая из реформ была проведена успешнее, а в том, что всего через полвека все их плоды были сметены революцией, и только в наши дни, в последние два десятилетия мы снова обращаемся к их наследию.
Реформы 1860-х дали российскому обществу массу полезных и хорошо продуманных институций: независимые суды, местное самоуправление, университетские уставы и много чего еще. Единственное, чего они не успели дать, это сильного и многочисленного класса собственников. В российском обществе к моменту старта реформ Александра II еще не успело выкристаллизоваться отчетливое понимание того, что массовое обретение собственности (а мы говорим прежде всего о частной собственности) вчерашними крепостными - это не только обретение крестьянами привилегий и средств к достойному существованию. Собственность - это еще и целый набор обязанностей, которые новый собственник должен осознанно принимать на себя. Не бывает свободы без бремени ответственности, невозможно и нелегитимно обладание благами собственности без тех ограничений, которые накладывает владение этой собственностью. Увы, понимание этих истин, которые сегодня представляются нам вполне тривиальными, пришло к российскому обществу слишком поздно.
Главный парадокс перемен
Александр II и его кабинет к концу реформаторского десятилетия оказались перед лицом общества, пораженного тяжелой формой специфического инфантилизма. Не было ни одного класса, ни одной социальной группы, которая не считала бы, что правительство обязано выполнить именно ее требования. Парадоксальным образом все те, кто смог извлечь наибольшую выгоду из проведенных реформ, объединились в своем недовольстве реформаторами.
И это еще не самое страшное. Куда страшнее оказалось то, что, как оказалось, без сильного, многочисленного, социально ответственного класса собственников самые лучшие общественные институты работали совсем не так, как планировали их создатели: суды присяжных оправдывали террористов, земства вводили телесные наказания, и так далее.
Россия заплатила огромную цену за доказательство одной истины: невозможно успешное осуществление комплексных реформ такого гигантского масштаба без взаимной координации работы во всех сферах, без единой идеологии преобразований. Принципиальные расхождения во взглядах на методы проведения крестьянской и судебной реформ далеко вышли за пределы споров между славянофилами и западниками: они привели к тому, что самые тщательно разработанные правовые механизмы, самые выверенные законы попали в руки не к ответственному классу мелких и средних собственников, который так и не был создан. Результаты трудов лучших представителей либеральной правовой мысли достались радикальным или ультраконсервативным группам. Печальный парадокс - именно те, кто больше всех говорил о благе народа, начали охоту на императора-освободителя, более других сделавшего для создания в России по-настоящему свободного общества. И именно эта охота нанесла делу освобождения России наибольший вред: уже после первых покушений и убийств сворачивание реформ и усиление влияния реакционеров стали неизбежны.
Сейчас этот урок представляется нам очевидным. Но если мы видим дальше и понимаем больше, то это только потому, что стоим на плечах гигантов. Мы с высоты полуторавекового опыта понимаем, насколько необозримым, фантастическим был масштаб преобразований, совершенных всего за одно десятилетие царствования Александра II. Видим, сколь огромным было значение появления в стране миллионов лично свободных людей, получивших права и обязанности, в которых им веками отказывали. Понимаем, что создание новой полноценной судебной системы стало первым со времен Петра Великого успешным примером инкорпорирования важнейших правовых институтов европейской цивилизации в российскую действительность. За последовавшие 150 лет в российской истории были и периоды откатов к прошлому, были революции, были ужасающие своими масштабами социальные катастрофы, но были и новые попытки вернуться на путь, ведущий к созданию демократического общества свободных людей. Путь, на котором императорский "Манифест" 3 марта 1861 года был и остается одной из главных путевых отметок. Если верно, что всякий народ, желающий называться цивилизованным, должен пережить в своей истории момент обретения свобод, то реформаторские манифесты Александра II - это именно тот момент в истории России. В них наша Magna Charta, наш Corpus juris civilis, наша Декларация прав человека и гражданина. Это - наше наследие. И, возможно, самое ценное.