Этот спектакль не забудешь никогда. Под самой крышей Александринского театра, на чердаке, фактически в небе, в черной-черной комнате, вмещающей максимум 50 человек, не считая актеров, на длинном черном-черном столе лежит и бьется в конвульсиях мужчина средних лет...
Плохо ему на глазах у соглядатаев - зрителей, не способных ничем ему помочь. Нервный тик, лихорадка, судороги, озноб... Это Гоголь, и жить ему осталось ровно час - столько, сколько будет длиться новый спектакль Валерия Фокина. И за этот час перед ним пронесется вся его жизнь - слепками, фрагментами, эмоциональными всплесками. В таком же темпе, наверное, в каком мысли у человека несутся перед последним страшным судом...
За один час сценического времени Валерий Фокин рассказал о Гоголе больше, чем можно было бы узнать о Николае Васильевиче, написав о нем залпом кандидатскую и докторскую диссертацию. Хотя более скупого на слова действия придумать сложно.
В его основу легли отрывки из произведений, документы, публицистика и письма писателя, а самое главное - личный режиссерский опыт Валерия Фокина, поставившего более чем за сорок лет около двадцати спектаклей по Гоголю. Сегодня путешествие Валерия Фокина с Гоголем во времени и пространстве достигло своего эмоционального накала.
О последних вздохах и взглядах Гоголя, о его невероятных душевных муках и физических страданиях Валерий Фокин поведал на фоне гоголевского Петербурга - города-мечты, "до которого не доскачешь, скачи хоть три дня, а это наш внутренний город". С видами на благодатные украинские поля с колосьями в человеческий рост, с выигрышными ракурсами на Невский проспект с домами по пояс и с наглядной мечтой на сказочную Италию, обернувшуюся для Гоголя кошмаром венецианского карнавала и птичьими масками смерти, за которыми оказались спрятаны ведущие медицинские светила России и Европы. Но прежде всего этот спектакль, конечно, о судьбе самого писателя и его последних днях. О Гоголе не как о великом классике, а о Гоголе глубоко верующем человеке, фанатичном христианине. О его психозах и маниакальных состояниях, когда приливы сил и творческих идей сменялись затяжными черными полосами беспросветной тоски. О его полной непригодности для светской жизни, абсолютной психологической беспомощности и эмоциональной уязвимости. О приступах депрессии, во время которых Гоголь оставался почти в неподвижном состоянии иногда на протяжении двух-трех недель. О душевном оцепенении, внутренней растерзанности и - последнем этапе болезни в феврале 1852 года, когда Гоголь двое суток провел без пищи и воды, стоя на коленях перед иконами, 11-12 февраля сжег все рукописи второго тома "Мертвых душ", после чего окончательно утратил какой-либо интерес к жизни.
Приливы необычайно веселого настроения (в медицине имеющие термин "гипомании") выпали на долю молодого актера Александра Поламишева, сыгравшего молодого Гоголя.
Маниакально-депрессивные психозы, приступы жестокой тоски и апатии, состояние депрессивного ступора, святая вера в загробную жизнь, финальный, все объясняющий монолог-молитва и все гоголевские "нервы вверх ногами" стали участью одного из ведущих актеров Александринского театра Игоря Волкова. Настолько вжившегося в психологический облик своего героя, что, кажется, большую часть ночей перед спектаклем Игорь Волков так же, как и Гоголь, провел в молитвах и без сна, а предшествующие премьере полгода - в чрезвычайно строгом посте. Отвернувшись лицом к стене и ни с кем не разговаривая...
Этот минимальный по числу потенциальных зрителей и максимальный по емкости спектакль, названный "Вашим Гоголем", вместил как все надежды, радости и чаяния молодого Гоголя, так и все фобии, страхи и психозы сорокалетнего писателя. Причем Фокин нашел невероятно зрелищную сценическую форму подачи гоголевской философии и гоголевского взаимоотношения с миром - от юношеского брызжущего оптимизма и открытости к полному затворничеству.
... "Острая сердечно-сосудистая недостаточность, вызванная кровопускание и шоковым температурным воздействием на страдавшего тяжелой алиментарной дистрофией больного; дистрофия, возникшая из-за длительного голодания, обусловленного депрессивной фазой маниакально-депрессивного психоза..." Целую цепочку диагностированных фактов, послуживших причиной смерти Гоголя, Фокин не отвергает, но предлагает свою, более убедительную версию ухода писателя из жизни.
Собственно, Валерий Фокин поставил революционный для массового сознания спектакль. Увидев который хоть раз, уже ни за что не согласишься, что смерть Гоголя - это следствие его, если переводить с медицинского языка на человеческий, депрессии, голодания и неправильного лечения врачей. У Фокина Гоголь не уморил себя голодом, а попрощался с земным миром сознательно и без малейшей искры безумия в глазах. В спектакле Александринки он не душевнобольной человек, который боялся оказаться в аду, - он великомученик, который хотел из него вырваться. Посмертная маска проявит застывшее на лице выражение смертельно уставшего писателя, закончившего свой путь на этой земле и внутренне полностью готового отправиться в мир иной. Без надрыва, истерик и отчаяния. Причем уходит Гоголь из жизни у Фокина прямо в небеса, и буквально: раскрывает Игорь Волков окно - и шагает в облака. А поскольку действие происходит под самой крышей Александринки, в то, что его герой непременно попадет на аудиенцию к Богу, сомневаться не приходится. Как и в то, что и ваш, и наш, и его Гоголь обретет наконец-то вечное блаженство. Антидепрессантов во времена Гоголя еще не было. Но Валерию Фокину удалось сделать его абсолютно счастливым.
Справка "РГ"
Первый приступ Гоголь пережил в Риме в возрасте 31-го года. "Солнце, небо - все мне неприятно, - описывал он свое состояние в 1840 году. - Моя бедная душа: ей здесь нет приюта". В 1841-м настроение меняется: "Я глубоко счастлив, я знаю и слышу дивные минуты". В 1842 году им вновь овладевает тоска: "Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха". Далее приступы начнут случаться чаще и тяжелее. "Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или в самом деле 42 года для меня старость? От чего на меня напало такое оцепенение - этого я не могу понять. Боже, сколько я пережил, перестрадал", - писал он Жуковскому. В декабре 1851 - феврале 1852 года с болезнью справиться не удалось. Строки из гоголевских писем того периода: "Как сладко умирать..."