Сегодня это обычный бассейн. И пришедшие поплавать мальчишки и девчонки, а также их родители, вряд ли задумываются, кому обязаны этой возможностью.
И вправду: эка невидаль - бассейн! Они есть теперь во всех атомных ЗАТО, и даже за Полярным кругом. Но это теперь. А полвека назад, когда ядерный центр на Урале только создавался и в новом городе было две с половиной улицы, "самовольное" решение строить бассейн едва не обернулось для научного руководителя "объекта" немедленным отрешением от должности и надолго испортило отношения Кирилла Щелкина с министром среднего машиностроения Ефимом Славским.
Причина их человеческой размолвки и затянувшегося служебного конфликта была, конечно, глубже и не ее мы собираемся анализировать. Но умолчать о том, что было и как отразилось на судьбе человека из первой, "курчатовской" пятерки организаторов Атомного проекта не можем.
Тем более сегодня - в день 100-летия со дня рождения Кирилла Ивановича Щелкина, трижды Героя Социалистического труда (1949, 1951, 1954), лауреата Сталинских (1949, 1951, 1953) и Ленинской (1958) премий, организатора, главного конструктора и первого научного руководителя НИИ-1011, ставшего известным как Челябинск-70, а ныне - Российский федеральный ядерный центр ВНИИ технической физики в городе Снежинск Челябинской области.
Курчатовым мобилизован
За 57 с половиной лет, которые были отмерены Щелкину судьбой, он успел сделать и пережить столько, что с лихвой хватило бы не на одну геройскую биографию. Родился в Тифлисе, крещен на дому священником Феодосийской церкви Михаилом Гридневым. С семи лет жил с родителями на родине своего отца в городе Красный Смоленской губернии, там же в 1920 году поступил во второй класс местной школы. В 1924 году из-за болезни отца (туберкулез) семья Щелкиных переехала в Крым, в местечко Карасубазар.
В 1932 году энергичный юноша закончил Крымский педагогический институт - как выяснится впоследствии, чуть раньше тут учился и будущий руководитель Атомного проекта СССР академик Курчатов. Из Крыма Щелкин перебирается в Ленинград, в Институт химической физики к Н.Н.Семенову. Там же он впервые повстречался с Игорем Курчатовым, их научные контакты перерастут в крепкую мужскую дружбу. В 38-м защитил кандидатскую диссертацию по вопросам детонации в газовых смесях, которая по особому указанию наркомата тяжелой промышленности была опубликована.
Серию дальнейший исследований и работу над докторской прервала война. В июле 41-го, после нескольких обращений Кирилл Щелкин зачислен добровольцем в Коммунистический батальон, боевое крещение принял под Смоленском - во взводе артиллерийской разведки 64-й стрелковой дивизии. Затем были тяжелые оборонительные бои под Серпуховым, Подольском и Ржавками - рядом с нынешним Зеленоградом…
Шесть месяцев на передовой могли стать роковыми для красноармейца Щелкина, но тогда ему выпал счастливый жребий. В январе 42-го, когда немцев отбросили всего за сто километров от Москвы, ученых стали отзывать с фронта. В штабе 7-й гвардейской стрелковой дивизии артиллерийскому разведчику выдали предписание следовать для продолжения научной работы в Казань, куда был эвакуирован Институт химической физики АН СССР. Основание - шифротелеграмма из наркомата обороны…
В 46-м, на защите Щелкиным докторской диссертации присутствовал уже назначенный руководителем Лаборатории №2 Игорь Курчатов, а оппонентами были академики С.А.Христианович, Б.С.Стечкин и Л.Д.Ландау…
Сразу после этого новоиспеченного доктора вызвали в Академию наук СССР и президент Сергей Вавилов лично предложил Щелкину пойти заместителем директора в Институт физических проблем, созданный Петром Леонидовичем Капицей.
Но Щелкин отказался. И в том же 46-м был мобилизован Игорем Курчатовым в Атомный проект. Первые девять лет - в КБ-11 (Арзамас-16, ныне - Саров) руководителем научно-исследовательского сектора, первым заместителем главного конструктора и заместителем научного руководителя (им был Юлий Харитон). А в 1955-м, в возрасте 44 лет, с командой таких же неуемных, как сам, специалистов перебрался на Урал и в качестве научного руководителя стал развивать новый ядерный центр.
Этот центр на Урале создавали не только как дублер Арзамасу-16, но и затем, чтобы создать для "бомбоделов" конкурентную среду. "Чтобы старый кот не дремал" - по образному выражению академика Льва Феоктистова, которого еще в Сарове, совсем молодым, приметил Щелкин и дал по-настоящему развернуться на новом объекте.
Хрущеву - против шерсти
Еще до того, как эшелон с научным десантом из Сарова отправился на Урал, в Москве состоялось заседание Совета Министров, на котором среди прочего предстояло утвердить первых руководителей НИИ-1011 - директора и научного руководителя. Заседание открыл Никита Хрущев и был при этом в хорошем настроении. "Я только что говорил с первым секретарем Челябинского обкома, - вспоминали очевидцы его вступительные слова, - и обо всем с ним договорился. Он отдает под завод новый большой цех ЧТЗ и обещал выделить из строящегося жилого фонда в Челябинске 10 процентов квартир для работников нового объекта".
Услышал это, Кирилл Щелкин стал объяснять, что в городе предприятие по производству атомных и водородных бомб размещать нельзя. Но Хрущев отмахнулся и предложил "с целью экономии средств" принять его предложение. Щелкин, по словам его сына, в ответ заявил, что в случае принятия такого решения просит освободить его от предложенной должности, так как не считает возможным создавать объект в Челябинске. Хрущев вскипел, обругал Ефима Славского (он был тогда еще заместителем министра) за плохие кадры, "которые считают себя умнее всех", и объявил, что покидает заседание.
Передав бразды Анастасу Микояну, распорядился перед уходом: "Дай ему все, что просит. А я через год приеду, и пусть тогда ответит за срыв правительственного задания..".
Как утверждают, примерно через год Никита Хрущев действительно ездил на Урал, но на "объект", вопреки обещанию, не завернул. Может, потому, что стройка шла по плану и даже с некоторым опережением...
История с бассейном - из того же ряда. Славский, уже став министром, категорически запретил его строить - нигде на атомных объектах этой роскоши нет, а вы, что - рыжие?! Выбрав момент, когда грозный Ефим, отправился в командировку, Щелкин и директор Дмитрий Васильев поехали в Москву, пришли на прием к председателю Верховного Совета РСФСР и попросили разрешения построить зимний бассейн в своем городе. Ни денег, ни стройматериалов не просили - только разрешение. И, конечно, получили его. Тут же позвонили на объект, где все было заранее подготовлено и вырыт котлован: "Начинайте!". Все наличные силы строителей бросили на прорыв - практически через сутки уже стояли стены. Славского, у которого везде были свои люди, на следующий день нашли, доложили о "самоуправстве". Он метал громы и молнии, но так и не решился отдать приказ снести построенное.
Достоин ли этот случай Книги рекордов Гиннеса - не знаю, но бассейн в Снежинске был построен, стал первым таким объектом в атомных ЗАТО и работает по сей день.
С "шелком" перестарались
Автор этого "открытия" Григор Мартиросян - вовсе не молодой журналист, гоняющийся за сенсациями, а почтенный человек (родился в 1924 году), с разнообразным жизненным опытом. Был комсомольским и партийным секретарем, руководил отделом пропаганды Ереванского горкома и даже успел поработать в ЦК компартии Армении, преподавал, затем долгое время возглавлял Главное управление по охране гостайн в печати при правительстве Армянской ССР. В момент выхода книги - старший научный сотрудник Института истории Национальной академии наук Республики Армения.
Читаешь его 200-страничный труд и как-то быстро перестаешь удивляться большому количеству искажений, нелепостей, преувеличений и заведомой неправды на единицу объективной информации. Гипотезы и догадки с потугами на детектив сопровождают биографические справки на известных ученых, конструкторов, военачальников армянского происхождения. А завершает все пространный список из нескольких десятков фамилий под заголовком "Щелкин и другие великие армяне" с эпиграфом из Петра Леонидовича Капицы: "Удивительно, что такой малочисленный армянский народ дал столько мудрецов!".
И все ради того, чтобы восславить под небом еще одного земляка?!
Про Киракоса Метаксяна в этом смысле ничего сказать не могу. А вот заслуги (реальные) Кирилла Щелкина столь значительны, что не нуждаются в преувеличениях и тщеславном украшательстве.
Да, первый заместитель главного конструктора КБ-11 Кирил Щелкин был тем самым человеком, кто принял под роспись первую советскую атомную бомбу, обеспечил подъем ее на башню Семипалатинского полигона, лично установил первый капсюль-детонатор и контролировал установку остальных. А потом, спустившись по лестнице последним из всей команды, опечатал вход в башню. После него был только Взрыв - рано утром 29 августа 1949 года. Но ни сам Щелкин, ни его коллеги и близкие никогда бы не сказали, что он - фигура №1 в советском Атомном проекте, "крестный отец" первой Бомбы и "создатель" водородной.
Трижды, с интервалом всего в 2-3 года, Кирил Щелкин был удостоен звания Герой Социалистического труда - за создание новых образцов ядерного оружия. Помимо него столь высокой оценкой отмечены четверо - Игорь Курчатов, Юлий Харитон, Яков Зельдович и Николай Духов. Но никогда, до самых последних минут жизни, Щелкин не выпячивал своих персональных заслуг, а стремился отметить и поощрить, насколько позволяли возможности, тех ученых, конструкторов, инженеров, чьи идеи и технические решения были материализованы, оправдали надежды при испытаниях нового "изделия" и в конечном счете "пошли в серию". Не страдая манией величия даже в зачаточной форме, он лишь иногда вспоминал обращенную к нему уважительно-шутливую прибаутку Курчатова: "Наше дело солдатское - сказал генералу "Кругом!", тот и побежал…".
Да, Кирилл Щелкин вместе с первым директором НИИ-1011 Дмитрием Васильевым спорил, доказывал, не соглашался, наживая высокопоставленных недоброжелателей в своем минсредмаше и даже в Кремле, когда определялись контуры вновь создаваемого ядерного центра на Урале. Писал откровенные письма напрямую в ЦК, если того требовали интересы дела. Но ни при каких обстоятельствах не стал бы откровенничать со случайным попутчиком в вагоне поезда и рассказывать ему свою "армянскую" родословную - да еще под запись некоего "ученого-разведчика", случайно оказавшегося под дверью купе.
Эти рукописные каракули воспроизводятся в книге Мартиросяна едва ли не как главное "доказательство" того, что "в России имя отца К.Щелкина Ованес было изменено на Иван, имя деда Епрем - на Ефим, т.е. их имена были русифицированы".
- "Метакс", - приоткрывает инструментарий и методы своей работы научный сотрудник Института истории Григор Мартиросян, - по-армянски "шелк". И производство шелковых тканей организовали в Карасубазаре именно армяне. А первые два года в карасубазарской школе будущий герой писал в тетрадках свою фамилию якобы через "Ш"...
Сын отвечает за отца
Но тратить силы на опровержения сын ученого не стал.
И мы не видим оснований спорить с тем, что Кирилл Иванович Щелкин, как и его отец, мать, сестра Ирина были тесно связаны с Арменией, впитали национальные традиции, культуру и обычаи ее народа. И детям передали уважительное отношение к этой древней земле.
Совсем не удивительно, что Кирилл Щелкин уже в зрелые годы с симпатией относился к коллегам, имевшим армянские корни, заслуженно считая их и себя земляками. Вполне допускаю, что при таких встречах случались не только отдельные армянские слова и выражения - весь диалог мог идти на армянском. Ведь первые семь лет его жизни прошли в Закавказье, а отец по долгу службы обязан был постоянно выезжать в горные селения - приходилось брать с собой жену и малолетнего сына.
Готов согласиться и с тем, что первенца в семье Ивана Щелкина и Веры Щелкиной (девичья фамилия - Жикулина) священник православной церкви крестил у них дома, а запись о рождении Кирилла произведена в Тифлисской армянской церкви Сурб Хач с обозначением места рождения - г. Тифлис.
Но что это доказывает? Лишь то, что молодая чета Щелкиных трепетно следовала обычаям тех мест, где жила. Скажу больше: с 1924 года, в результате обратного переезда Щелкиных из Смоленской губернии на юг, семья прочно осела в Крыму, в местечке Карасубазар на побережье, где действительно была сильная армянская диаспора.
Иными словами, Кирилл Иванович Щелкин при всей многогранности его натуры - дитя, как минимум, двух культур - русской и армянской, щедро сдобренных грузинским и украинским влиянием. Возможно, именно этим объясняется широта его темперамента, многие черты характера и даже внешности. Ведь увидел же на какой-то из фотографий Щелкина нос "с орлиной горбинкой" автор книги о его якобы армянском происхождении! Я даже с этим спорить не хочу - ну увидел и увидел. Тут все зависит от того, какой ракурс избрать и на чем глаз сфокусировать.
В одном лишь стоял и буду стоять до конца - не надо сочинять небылиц и придумывать того, чего точно не было, попирая очевидные факты. Говоря о сопряжениях Кирилла Щелкина и его семьи с армянской землей и армянской диаспорой, незачем приписывать ему, его отцу, деду и бабушке по отцовской линии армянских имен и фамилии, которых они никогда не носили. И потому не было нужды их "русифицировать". Как нет и сейчас никаких оснований упражняться в обратном переводе.
И вовсе не из-за того, что это обижает чувства близких или принижает в чем-то заслуги одной нации перед другой. А просто потому, что это неправда.
Тот, кого много раз гладили против шерсти и кто сам не боялся подставить ветру лицо, и после смерти "шелковым" не станет.
О скромности и дружеских подначках
Во времена Курчатова и Щелкина умели не только самозабвенно работать, но и с юмором дружить. Тем самым, возможно, боролись со стрессами и особым образом поддерживали друг друга. Вот одна из таких невыдуманных историй.
"Отец надел три звезды Героя, медаль лауреата Ленинской премии и три медали лауреата Государственной премии... один раз в жизни (все награды он не надевал ни разу). И надел не по своему желанию, а в результате блестяще удавшегося розыгрыша друзей. Научный руководитель и главный конструктор Челябинска-70 Щелкин был делегатом съезда КПСС от Челябинской области. В первый день съезда Ванников (сталинский нарком, а в ту пору - первый заместитель министра среднего машиностроения СССР. - Ред.) и Курчатов надели звезды Геров и знаки лауреатов, а отец как всегда пришел без наград. В перерыве Ванников и Курчатов стали строго ему выговаривать: тебя наградили, выбрали для такого торжественного события, как съезд, а ты пришел без наград, всеми пренебрег, мы этого от тебя не ожидали. Отец принял эти упреки за чистую монету, на следующий день пришел с наградами, а Ванников и Курчатов, договорившись, награды сняли. Увидев отца, оба стали его отчитывать: тебя на съезд выбрали работать, чего ты хвастаешься звездами, не ожидали, что ты такой нескромный. Этот момент и запечатлен на снимке..."
Из воспоминаний Феликса Щелкина - сына К.И.Щелкина
Секретарю ЦК КПСС Н.Г.Игнатову
"Об Уральском научно-исследовательском центре по атомному и водородному оружию"
13 января 1958 г.
...В последние годы из МСМ (Министерства среднего машиностроения. - Ред.) и вообще с работ, связанных с атомным и водородным оружием, ушло подавляющее большинство известных крупнейших ученых, например акад. И.Е.Тамм, Н.Н. Боголюбов, М.А.Лаврентьев, Л.Д.Ландау, чл.-корр. АН СССР Г.Н.Флеров, Е.К.Завойский, А.А.Ильюшин, И.М.Франк, В.Л.Гинзбург, проф. Д.А.Франк-Каменецкий, Халатников и многие способные молодые ученые.
Отлив из МСМ крупнейших ученых я считаю явлением закономерным... После создания атомной и водородной бомб, когда это направление отошло на второй план, ученые ушли...
Однако, если есть некоторые основания для демобилизации ряда крупных ученых, то, по моему убеждению, нет никаких оснований для полной научной демобилизации в этой области. К сожалению, такая демобилизация идет...
Я сейчас говорю не только о НИИ-1011. Я знаю, что в КБ-11 существует аналогичное положение. Вообще из МСМ улетучилась научная атмосфера, без которой невозможна никакая творческая работа... Небольшое число крупных специалистов, оставшихся в МСМ, заняты залатыванием прорех, образующихся то здесь, то там. Их начинает захлестывать текущая работа по созданию зарядов для возросшего числа носителей...
Мне представляется, что если не принять срочные меры, то институты МСМ - НИИ-1011 и КБ-11 - постепенно превратятся в заштатные КБ, захламленные неспособными, слабыми работниками, постепенно выдвигаемыми на высокие посты вследствие недостатка людей необходимой квалификации. Мне кажется, что только ЦК КПСС может исправить положение. По моему мнению, МСМ не в силах провести сколько-нибудь существенную мобилизацию научных сил...
Прошу Вас принять меня для беседы по затронутым мною вопросам.
Член КПСС с 1940 года, научный руководитель
и главный конструктор
НИИ-1011 МСМ К.Щелкин.
Копию этого письма с сопроводительной запиской Кирилп Щелкин направил заместителю министра среднего машиностроения П.М.Зернову с просьбой "передать ее для сведения Е.П.Славскому". Почему не послал напрямую министру, а сделал это через его зама, можно лишь догадываться. "Я вовсе не хочу преувеличивать значение научных работников в коллективах НИИ-1011 и вообще в МСМ, поставить их в какие-то привилегированные условия, - поясняет Щелкин. - Я хочу только одного: чтобы высоко квалифицированные ученые охотно шли работать к нам и не уходили от нас на любые другие работы, как до сих пор уходили из КБ-11 и, есть угроза, будут уходить от нас. Прошу не рассматривать это письмо как жалобу на МСМ. Министерство здесь действительно ничего сделать на может. Мне, больше испытавшему неприятности от недостатка кадров, удобнее всего доложить об этом ЦК КПСС. К.Щелкин".
Что стояло за этим и другими обращениями и как подобная активность аукнулась Щелкину, только через сорок лет, когда не было в живых основных фигурантов, смог рассказать академик Борис Литвинов, долгие годы работавший главным конструктором в Челябинске-70. "Написать и послать в ЦК такое письмо в то время было чрезвычайно смелым шагом, - утверждает он. - Но партийные чиновники не забили тревогу. Невольно возникал вопрос: кто он, в конце концов, - человек, сознательно участвующий в создании ядерного оружия, или слуга очередного партийного вождя? В 1959 году у Кирилла Ивановича участились сердечные приступы. Я видел заключение врачей 1960 года о его болезни, оно не выглядело таким, что ему необходимо было уйти, оставить эту работу. Но он сам попросил отпустить - понял, что работать по-прежнему не удастся. К этому добавилась 7 февраля 1960 года смерть Игоря Васильевича Курчатова, с которым Щелкин был давно дружен и которого он очень уважал. Это только усилило чувство одиночества и бессмысленности работать научным руководителем и главным конструктором ядерного оружия в складывающихся условиях. Даже разговор Славского, специально приехавшего для беседы к Щелкину, не дал результата...".
В апреле 1960 года он сменил место работы. Но в Институте химической физики, куда вернулся Щелкин, был уже не тот масштаб задач, который всегда держал ученого в тонусе. 8 ноября 1968 года Кирилл Иванович умер. Так же неожиданно, как и Курчатов
По запросу "Российской газеты", поддержанному в Департаменте информационной политики Смоленской областной администрации, сотрудники Государственного архива Смоленской области (ГАСО) провели оперативный и в каком-то смысле филигранный поиск в малоприспособленном для такой работы и к тому же аварийном хранилище, где содержатся метрические книги, и нашли-таки доказательство того, что родовые корни Кирилла Щелкина по отцовской линии, как и утверждал он сам во всех автобиографических документах, уходят к крепостным крестьянам Краснинского уезда Смоленской губернии, а вовсе не блуждают по Закавказью, как пытается это представить автор версии "Щелкин - Метаксян".
Когда материал уже готовился к печати, директор ГАСО Нина Емельянова сообщила, что искомую нами "иголку в стоге сена" удалось обнаружить в фондах Духовной консистории, где хранятся метрические книги. Именно в такой книге Успенской церкви города Красный Смоленской губернии за 1881 год обнаружена запись №9 о рождении 24 февраля и крещении 26 февраля младенца Ивана. Отец его - города Красный мещанин Евфимий Федорович Щелкин, мать - Анастасия Трофимовна.
Выходит, что через двадцать лет после отмены крепостного права дед будущего трижды Героя уже выбился из крестьян в мещанское сословие и сумел дать достойное по тем временем образование сыну Ивану. В октябре 1902 году тот закончил в соседней Могилевской губернии Горецкие землемерно-таксаторские классы и решением Министра Земледелия и Государственных Имуществ "назначен топографом низшего оклада по земельному устройству государственных поселян Закавказского края с 1 июня 1904 года". Шесть лет спустя, в январе 2010-го произведен в коллежские регистраторы, в сентябре того же года - в губернские секретари и "за усердно-отличную службу всемилостивейше награжден орденом св. Станислава 3 степени". Манифестом от 21 февраля 1913 года "предоставлено право ношения медали в память 300-летия царствования Дома Романовых". В декабре 1914-го за выслугу лет произведен в коллежские секретари. Еще через год "назначен надзирателем за казенными землями и оброчными статьями".
Находясь на этой должности, 12 августа 1918 года подал рапорт начальнику Эриванского управления земледелия и Государственных Имуществ следующего содержания:
"Желая выехать на родину, в гор. Красный Смоленской губ., прошу Вас оставить меня за штатом и выдать мне, согласно постановлению Армянского национального совета, заштатное содержание. Надзиратель II района Щелкин".
PS.
Родные и близкие К.И.Щелкина, а с ними и редакция "Российской газеты" выражают благодарность директору Государственного архива Смоленской области (ГАСО) Нине Емельяновой, руководителю Департамента информационной политики областной администрации Владиславу Кононову, а также историку и краеведу Алексею Соловьеву на оперативную помощь и профессиональные консультации при подготовке этой публикации.