В Петербург знаменитый художник, легенда 60-70-х годов Олег Целков прилетел из Парижа, где живет с 1977 года, всего на три дня, чтобы открыть персональную выставку "Олег Целков. XXI век". Это 15 картин, написанных в 2000-2010 годах.
Во время официальной части художник сказал: "Я прожил жизнь под лозунгом, который позже прочитал у Солженицына: "Не верь, не бойся, не проси". Я боюсь изменить этому лозунгу. Жить по нему очень просто и очень достойно. И не страшно. А верить, бояться и просить - страшно".
Российская газета: Вы давно не были в России. Почему сейчас решили показать в Петербурге свою выставку?
Олег Целков: В 2004 году мне исполнилось 70 лет, и Русский музей предложил сделать выставку. Прошло семь лет, меня снова пригласили в Петербург, в Lazarev Gallery.
РГ: В эти дни петербуржцы отмечают 110-летие со дня рождения Николая Акимова. Вы ведь его ученик?
Целков: Нет, учеником Акимова я себя не считаю, как бы обидно это ни прозвучало. И он не считал меня своим учеником, о чем однажды написал на подаренной мне афише: "Дорогому ученику, который никогда учеником моим не был, а научился всему сам, и не тому, чему я учил". Я действительно учился в Ленинградском театральном институте, где Николай Павлович основал художественно-постановочное отделение. Но он никого не учил. Акимов - и этим все сказано. Мастер иногда появлялся в институте. Нас, подсобных работников театра, педагоги учили прикладным вещам: как сделать мягкие декорации, как пошить костюмы, ставить свет, наносить грим.
РГ: Позже вы работали в театрах?
Целков: Это было давно. Я оформил с десяток спектаклей в театре города Кимры в Тверской области. Я очень любил этот театр за то, что там ничего не нужно было делать. Костюмы самые простые. Декорации из того, что есть. Поставишь стол, два стула, нарисуешь вензель - и все. Иногда я ездил с несчастными актерами по области. Мы грузили декорации, садились в холодный автобус, тряслись по жутким дорогам. Приезжали в ледяной клуб, и бедные актрисы играли в летних платьях пьесу Софронова - Украина, солнце...
РГ: А в энциклопедиях вас называют театральным художником.
Целков: Бред! Я никогда не интересовался театром, не читал пьес, для меня не представляли интереса режиссеры и актеры. Я знал театр с его самой бледной изнанки. Лишь несколько раз видел на сцене хорошее: невероятного "Идиота" с Иннокентием Смоктуновским, в "Современнике" - Михаила Козакова в "Обыкновенной истории". Хорош был Гафт.
РГ: Во Франции вы живете отшельником...
Целков: Я и в России жил отшельником. Днем работаю в одиночку, а вечером могу выпить в компании. По всей Франции не мотаюсь. Друг к другу на выставки мы ходим редко. Все уже старенькие. Рабину - 83, мне - 76 и Заборову столько же.
РГ: Почему вы не приняли французское гражданство?
Целков: Я не француз, зачем же мне чужая фамилия? Я не говорю по-французски и не читаю. Не знаю Франции.
РГ: Сергей Довлатов описал в книге "Соло на ундервуде", как Евгений Евтушенко привел к вам в Москве американского драматурга Артура Миллера, чтобы тот купил у вас картину. Вы дружили с Довлатовым?
Целков: Нет. Я рассказал ему эту забавную историю в Вене, в отеле, где переселенцы ждали своего часа. У нас оказались общие знакомые. Передо мной был просто один из ленинградцев. Кто мог знать, что он станет знаменитым писателем? Стояла бутылка водки, и я, посмеиваясь, желая позабавить своего собеседника, рассказывал. А потом забыл про это. Когда, спустя годы, стал читать его книгу, то удивился: откуда Довлатов это знает? И довольно подробно! Решил, что от Евтушенко. А потом вспомнил Вену. Выходит, он записал мою историю в блокнот, а позже литературно ее обработал. В сущности, там истинная правда. Но выглядит она интереснее, чем на самом деле. Миллер пришел ко мне с Евтушенко. Ему выплатили гонорар за пьесы, которые шли в московских театрах. Он купил у меня картину "Групповой портрет с арбузами" и уехал без картины. А когда я эмигрировал, то взял картину с собой и привез ему в Америку.
РГ: Почему сам не забрал?
Целков: Шутите? Картина метр на полтора, холст наклеен на фанеру. Как ее везти?