Самая популярная номинация на Конкурсе Чайковского со времен триумфа Вана Клиберна - фортепиано. И по традиции именно пианисты все три тура состязаются в легендарном Большом зале консерватории.
Отбор на фортепианную номинацию XIV Конкурса Чайковского прошли 29 пианистов из 163 подававших заявки на отборочный тур. В итоге 16 конкурсантов будут представлять Россию, 7 - из Юго-Восточной Азии, по одному конкурсанту из Украины, Белоруссии, Грузии, США, Израиля и Швейцарии. О том, какими критериями руководствовались в своем выборе члены скрин-жюри XIV Конкурса Чайковского, состоялся разговор обозревателя "Российской газеты" с пианистом, педагогом, композитором Марчелло Аббадо (Италия), пианистом и музыковедом Юргеном Майер-Йостеном (Германия) и американским педагогом и пианистом Сергеем Бабаяном.
Российская газета: Как вы оцениваете уровень предстоящего фортепианного конкурса?
Марчелло Аббадо: Уровень пианизма будет очень высокий. Из тех, кто попал на конкурс, человек пять - великолепные музыканты.
РГ: Что означает для вас "высокий уровень пианизма"?
Марчелло: Способность мгновенно захватывать, волновать душу, давать импульс слушателям. Имеет значение и звук, и техника пианиста, но главное - это его индивидуальность, яркая, сильная. Он должен быть как тигр!
РГ: Вы слушали и российских, и китайских, и американских музыкантов нового поколения. Само понятие школы еще имеет смысл?
Юрген Майер-Йостен: Пока все еще можно говорить о различии школ, но скорее это различие между французской и русской традициями. Моей любимой всегда была русская. Русский музыкант даже в гамме добивается, чтобы каждая нота что-то несла слушателю.
РГ: Педагоги из России работают во всем мире, однако современное направление пианизма идет совершенно в другую сторону - абсолюта скорости и техники.
Майер-Йостен: Эта тенденция есть, но воздействие русской школы на мировой пианизм благотворно, тем более что эта школа во времена "холодной войны" была закрыта для мира. А сейчас много хорошо подготовленных музыкантов появляются из Китая, Японии, Кореи. Из них мне импонирует китайская школа в смысле передачи музыки, глубины подхода к композитору. Уровень преподавания в Китае высокий благодаря педагогам и музыкантам, учившимся в Европе и России.
РГ: У конкурса будет какое-то "индивидуальное" лицо, связанное с отбором скрининг-жюри?
Сергей Бабаян: В первые дни отбора у меня была депрессия: не было ни одного человека, которого можно было бы представить на Конкурсе Чайковского. Все кругом говорят, что Конкурс упал в своей репутации. Но я вспоминаю те конкурсы, когда мне было 16-20 лет и я просто жил в Большом зале с утра до вечера... Основной же уровень Конкурса всегда был высок. Сейчас проходят десятки конкурсов - с призами, контрактами, гастролями, но у Чайковского есть легенда - победители Ван Клиберн, Владимир Ашкенази, Михаил Плетнев, Григорий Соколов. Это и есть репутация конкурса.
РГ: Ну а специфический критерий Чайковского существует?
Бабаян: Мое пожелание конкурсу, чтобы на нем больше был представлен Чайковский. Чтобы тот, кто выиграет первую премию, имел прямое отношение к Чайковскому, как это было с Плетневым. Выиграв конкурс, Плетнев потом играл во всем мире сочинения Чайковского. А кто это делал из других?
РГ: Это зависит от менеджмента, который у конкурса наконец появился.
Бабаян: Да, это подарок. Конкурс ведь не теннисное соревнование, где люди выигрывают несколько миллионов и обеспечивают себя на всю жизнь. Ну, что такое 10-15 000 долларов в современном мире? Так что вопрос здесь не в денежной премии, а в том, чтобы музыканты играли с Гергиевым, с большими артистами мира в больших концертных залах. Ну а уровень - это как вина: вы не можете в один год иметь такой урожай, чтобы было сразу 30 потрясающих вин. Невозможно, чтобы один конкурс дал сразу Раду Лупу, Перайю Мюррея, Михаила Плетнева. Один Конкурс Чайковского дал нам Плетнева, другой - Соколова.