Болгарский конкурсный фильм Валерия Йорданова "Кеды" - эхо бунта новых хиппи, "цветов жизни", против новой буржуазности, поразившей теперь мир бывшего социализма.
Все пишущие об этой картине неизменно упоминают российский фильм "Шапито-шоу": обе ленты фабульно близки. В обеих группы молодых людей бегут от житейской шелухи к теплому морю, чтобы вдохнуть толику вольного воздуха. В обеих незнакомцы оказываются объединены общей судьбой. Но на этом сходство заканчивается и начинается необъявленный спор авторских манер и подходов - именно он связан со сменой кинематографических эпох, с признанием нового или приверженностью к старым классическим формам.
Герои болгарского фильма из тех, кого называют неблагополучными. Некоторые - в конфликте с законом. Все разочарованы своей жизнью уже на ее старте. Все до одного колоритны, ярко индивидуальны, великолепно сыграны или даже, скорее, прожиты на экране. Здесь типичное для Болгарии многонациональное братство: есть турок, есть человек из Забии, и во всех бурлит цыганская кровь. Каждый играет свою музыку, и все сливаются в едином ансамбле, в единой любви к своей Болгарии. Музыку тоже любят, включая фольклор, старые блюзы и Дебюсси. Увлекаются боксом, умеют драться, готовы к грязной работе, но знают слово "интеллектуал" и ведут умные споры. На берег моря их привела накопившаяся ненависть к цивилизации, к строго охраняемому порядку, построенному на несправедливости. Теперь они разбивают биваки на берегу, разводят костры на заповедных пляжах, которые тоже кем-то отняты у людей и строго от людей охраняются. Рядом с отличными актерами (среди них Иван Бырнев из фильма Иржи Менцеля "Я обслуживал английского короля") - непрофессионалы, чья главная задача - быть самими собой.
"Цивилизация" вся построена на ограничениях свободы. И она в фильме представлена парой полицейских, которые патрулируют берег, силой сносят стихийно возникшие биваки, ломают палатки и гитары, а заодно от скуки стреляют чаек. Не щадят они и символ, важный для фильма и для его героев, - болгарский флаг. Стихийный патриотизм "цветов жизни" тоже оказывается запретным именно потому, что он - тоже дитя свободы. Один из героев разрывает путы, связывающие его с городской суетой, буквально - бросает в море мобильник. Этот жест все чаще повторяется в фильмах: тема ухода от циничного прагматизма цивилизации, как в эпоху хиппи, снова актуальна.
Фильм строится как бы спонтанно, естественность, слияние с природой - его кредо и знамя, его атмосфера - стихийное братство, всегда готовое взорваться стычкой. Но на таком фоне, где каждый кадр хорош своей необязательностью, особенно искусственным выглядит любое неловкое вмешательство авторов, которым нужно уйти от чистой созерцательности и как бы случайной встречей спровоцировать сюжету новый конфликт. И тогда заново ценишь новаторство создателей российского "Шапито-шоу", где на протяжении почти четырех часов течет совершенно стихийная жизнь, а авторы, организовавшие и скрепившие ее так прихотливо и жестко, остаются невидимыми - как демиурги: их присутствие чувствуешь каждый миг, но их вмешательство неощутимо. Создатели же болгарского фильма то и дело вздымают указующий перст: вот парень стоит у кромки волн, и мы видим его со спины, но он непременно и очень картинно повернет голову в профиль так, чтобы мы заметили сползающую по его щеке слезу. После ненарочитой свободы "Шапито-шоу" такие акценты кажутся принадлежностью прошлого.
Финал "Кед", где герои в своем протесте загоняют себя в тупик и гибнут, сделан очень крепко, в традициях "Беспечного ездока", и действует сильно. Занятно, что отвыкшие от метафоричности в кино молодые критики уже не способны адекватно воспринять последний кадр: погибшие герои плывут по морю абсолютной чистоты и свободы на плоту, вырвавшись наконец на волю и уже ничем не обремененные - как в раю.
Зато, возможно, услышав позывные кино золотых 60-х, столь знакомые и дорогие сердцу любого киномана, жюри посмотрит сквозь пальцы на очевидную и ничем не замутненную старомодность фильма. Он, я предчувствую, в числе главных претендентов на "Золотого Георгия".