Накал страстей вокруг завершившегося в Москве и Санкт-Петербурге XIV Конкурса Чайковского все еще удерживается в апогее. Российская и мировая пресса подводит итоги, а маститый автор бестселлера "Кто убил классическую музыку?" Норман Лебрехт написал в блоге, что Валерий Гергиев и Ричард Родзинский создали ту модель конкурса, каким он должен быть.
На Западе оценили качество интернет-трансляций, состав жюри и уровень конкурсантов. Но самым спорным с точки зрения российской прессы остался вопрос решений жюри, вызвавший исступленные по тону дискуссии в блогах и критические отзывы в СМИ. Главный акцент пал на фортепианную номинацию. Комментарий по этой теме специально для "Российской газеты" дал член Оргкомитета и участник фортепианного жюри конкурса, народный артист России Денис Мацуев:
Российская газета: Как вы считаете, почему так резко разошлись решения фортепианного жюри на Конкурсе Чайковского с мнением музыкальной критики и меломанов?
Денис Мацуев: Я в жюри сидел впервые, причем только в финале. Так получилось, что я не мог быть на всех турах, потому что задолго до начала конкурса у меня были запланированы концерты с Валерием Гергиевым на "Звездах белых ночей", с Лондонским филармоническим оркестром в Лондоне, с Национальным оркестром Франции и Куртом Мазуром во Франции. Отменить их было невозможно, и, когда к финалу я попал на конкурс, там уже было самое пекло. Знаю, что на форумах и в блогах все очень резко обсуждали, ругали членов жюри. Но я никак не могу понять, откуда у наших людей столько злости и желчи? Мне особенно жаль конкурсантов, на которых обрушилась эта агрессия: они ведь еще такие молодые, тонкие, ранимые. По поводу жюри скажу только одну вещь: после гала-концерта члены жюри собрались вместе, чтобы отметить окончание Конкурса, и это было невероятно, когда в маленькой комнатке, буквально на одном "квадратном метре" я увидел вместе уникальных, гениальных музыкантов - Валерия Гергиева, Анне-Софи Муттер, Вана Клиберна, Питера Донохоу, Марио Брунелло, Виктора Третьякова и других. Это было какое-то чудо: все эти гении в Москве и занимаются одним делом - Конкурсом Чайковского! Такое мог сделать только Гергиев! А в форумах опять же обсуждали: вот Нельсон Фрейре покинул жюри в знак протеста из-за несогласия с результатами 1-го тура. Но он заболел! Звонил Гергиеву, очень извинялся. Общественным мнением управлять очень легко: люди мгновенно реагируют на любую информацию, которую им впихивают, даже на самую абсурдную.
РГ: Но всех волнует, как все-таки проходило голосование?
Мацуев: Теперь уже я могу рассказать о финальном голосовании, чтобы не было слухов. Я был секретарем жюри на третьем туре и, когда слушал конкурсантов, отчетливо понимал, что от нас - всего нескольких людей, зависит их судьба, может быть, вся дальнейшая жизнь. И, когда мы все собрались в комнате для голосования, я предложил: давайте, до начала компьютерного подсчета подискутируем друг с другом. Я понимал, что, если машина даст результат по первой премии, который не будет устраивать многих членов жюри, это будет неправильно. Я задал первый вопрос: у нас есть победитель? Да, есть, однозначно ответили все. Тогда, чтобы понять, есть ли у нас единодушие по этой позиции, я спросил: кто победитель? И все показали - Трифонов, Трифонов, Трифонов, Трифонов... Только один воздержался: сказал, не будет комментировать, а будет ставить баллы. Через секунду компьютер подтвердил, что Трифонов идет с огромным отрывом по баллам. Остальных лауреатов определяли только по компьютеру. Никакой демагогии, никаких конфликтов. Мгновенно все решили, поздравили друг друга и разошлись по домам.
РГ: Почему на первом туре наши пианисты, которых было 17 из 29 участников, выделялись по своему исполнительскому уровню, но до финала добрались только двое?
Мацуев: С одной стороны, за русскую фортепианную школу, в отличие, скажем, от скрипки, виолончели или духовиков, можно не беспокоиться. Пианисты все еще держатся. Но если копнуть глубже, то индивидуальностей в сегодняшнем поколении раз, два и обчелся. Большинство музыкантов поколения двадцатилетних стали какими-то слабыми и внутренне, и физически, до конца не понимают, что от них требуется. Многие на конкурсе показали не лучшую свою игру, и к каждому, кто играл, были вопросы. Скажем, когда были Ван Клиберн, Михаил Плетнев, Григорий Соколов, Владимир Ашкенази, все программы были сыграны идеально, а сейчас явного лидера по результатам всех трех туров не было.
РГ: Но на этом конкурсе Лубянцев резко выделялся?
Мацуев: С Лубянцевым отдельная история. У него прекрасный талант, но нужно понимать, как ему дальше развиваться. Он ведь прошел последним по баллам на предварительном отборе. И такие оценки ему поставили члены отборочного жюри. На предварительном этапе многие интересные пианисты не показали себя, потому что присылали несовершенные записи. Многие из-за этого не попали на конкурс. Назову Дмитрия Майбороду, Юрия Фаворина, Никиту Абросимова, которого мы с Гергиевым слышали в Чикаго. Он потрясающе играл Восьмую сонату Прокофьева, но по диску, присланному на Конкурс Чайковского, никакого впечатления не было. А всякие дикие слухи, что на отборочном туре кто-то кого-то специально отсеивал, протаскивал, это просто абсурд. Неужели Марчелло Аббадо или Дмитрий Алексеев стали бы тянуть конкурсанта из-за того, что он чей-то ученик?
РГ: Однако тема учеников и учителей все-таки не была окончательно снята. В конкурсе участвовали ученики членов жюри Дмитрия Алексеева, Давида Герингаса, Бориса Кушнира, Сергея Бабаяна и других. Это ни от кого не скрывалось, но, с другой стороны, принцип есть принцип.
Мацуев: Наверное, это вопрос к Оргкомитету, членом которого я являюсь. Нам нужно собраться. Я ведь не буду утверждать, что все на этом конкурсе было гениально, и мы теперь на будущее все так оставим. Безусловно, есть пункты, которые надо менять. Раз приняли решение по поводу педагогов в жюри, значит, надо придерживаться этой позиции.
РГ: А в чем вообще вы видите "уроки" этого конкурса?
Мацуев: Во-первых, я на сто процентов уверен, что надо проводить живой отбор, как это было всегда на Конкурсе Чайковского. Причем начинать надо уже сейчас, так же, как и пиар конкурса. Именно из-за того, что на подготовку конкурса в этот раз было слишком мало времени, мы не все успели, и иностранцев сильных практически не было, если не брать корейцев. Но я уверен, что теперь все поймут, какой карт-бланш может дать Конкурс Чайковского, и к 15-му конкурсу в мире будет огромный ажиотаж! Надо провести живые отборы в Америке, Европе, Азии, России. И, раз уж постоянно речь идет о "прозрачности", я бы транслировал отборочный тур по Интернету. Кроме того, мне кажется, на конкурсе сейчас очень мало играют сочинения Чайковского в сольных турах, а это важно как для конкурса, так и для популяризации фортепианной музыки Чайковского в мире. Не понравилась мне идея делить в финале два фортепианных концерта с оркестром на два разных прослушивания. На конкурсе Чайковского концерты всегда играли подряд и только в вечернее время. Это был тест на выносливость и одновременно атмосфера настоящего концерта. И эту традицию надо сохранять. А вот идея играть во втором туре концерт Моцарта с камерным оркестром замечательная.
РГ: Может, есть смысл в регламенте Конкурса ввести также какую-то строку, чтобы члены жюри давали публичные комментарии по окончательным решениям?
Мацуев: Это все надо обсуждать на Оргкомитете. Но у меня впечатление, что многие не до конца понимают, что произошло на этом конкурсе. Сосредоточились на отдельных пунктах и не осознают, что дал Валерий Гергиев и эти члены жюри Конкурсу Чайковского. Ведь даже те конкурсанты, кто не прошли в финал, получили дивиденды, какие нигде бы больше не имели. Гергиев заявил, что будет работать даже с теми исполнителями, кто не вышел в финал. Лубянцев уже выступил в Концертном зале Мариинки.
Вообще, если вспомнить ситуацию 1994-98 годов, то ни я, ни Николай Луганский - победители, не получили после конкурса ни одного концерта. О каком Карнеги-холле или Мюзикферрайне мы могли тогда мечтать? Я делал себе концерты сам, без всякого менеджмента, агентов, пиар-служб. И мировая карьера началась у меня только через 5-6 лет после Конкурса Чайковского. А нынешние лауреаты получили реальный шанс! Причем Гергиев принял решение не отдавать все концерты обладателю Гран-при, а разделить их на всех лауреатов. В конкурсе было много замечательных музыкантов: Евгений Брахман, Андрей Дубов, Павел Колесников, Филипп Копачевский, Эдуард Кунц, Станислав Христенко. Им всем надо помочь. Но и они должны быть настроены на карьеру, быстро наращивать репертуар, играть концерты, делать записи.
РГ: Какие выводы лично для себя вы сделали во время конкурса?
Мацуев: Уже сейчас могу сказать, что вряд ли когда-нибудь сяду еще раз в жюри. Я готов помогать в организационном плане, содействовать, но только не быть членом жюри. Помимо всего негатива, который присутствует на любом нашем Конкурсе, эта работа опустошает эмоционально. Накаленная атмосфера всегда была частью конкурса, но, если смотреть непредвзято, то жюри редко ошибалось в своих прогнозах: вспомним 1978 год, когда зал выбрал французского пианиста Паскаля Девуайона, а жюри - Михаила Плетнева. Кто оказался прав?
Вообще, посмотрев на все, что происходит, послушав конкурсантов, я подумал, что надо бы на основе моего фестиваля "Крещендо" сделать новую международную музыкальную академию, где будут собраны лучшие уникальные педагоги и молодые музыканты из разных стран мира, будет свой оркестр. Проблемой сегодня является то, что молодым музыкантам совершенно негде выступать.
У нас катастрофически не хватает концертных залов и музыкальных сцен не только в России, но даже в Москве. В академии можно было бы решать и эту проблему, создать Концертный зал. Такого рода центры существуют во всем мире, а мы, надо признать, в плане обучения давно уже не впереди планеты всей. Нам крайне необходимо обмениваться опытом, идеями, находить на этом живом и современном фоне талантливых молодых людей. Вот тогда мы обязательно будем иметь музыкальное будущее.