Современная изящная британская словесность последних лет двадцати - это, конечно, во многом именно Джулиан Барнс.
Есть более расцвеченный вполне заслуженными наградами глубокий Иэн Макьюэн, строитель совершенно удивительных по глубине пространств Джонотан Коу, смелый изобретатель Иэн Бэнкс, всегда близкий своей простотой Ник Хорнби. Все они прекрасны, но все они - та атмосфера и, временами, фон для человека, способного написать "Историю мира в 10 1/2 главах".
Во многом пронзительность автобиографичных глав "Истории мира" объяснялась как раз тем, что Барнс, отойдя от канвы возникновения и развития жизни на Земле, сближал ракурс взгляда с обыкновенным живым человеком. И человеком был он сам. И мы брали его за руку. И соглашались, "да, бояться нечего, Джулиан". И хотелось еще чего-нибудь такого же по силе совместного переживания и глубине откровенности. "Нечего бояться" - почти 400-страничное само- и вокруг-исследование обещало, казалось, гиперболизированное исполнение давнего ожидаемого. Почему же тут совсем не вышло, и дело только ли в отсутствии художественного вымысла?
Книга делится на несколько параллельных пространств. История жизни самого Барнса и его семьи, рассказы из ЖЗЛ, отвлеченные рассуждения (научные и не очень), помогающие автору утвердиться в собственных мыслях. Все здесь базируется на нескольких вещах: мы все умрем (причем со многими это произойдет совсем не так, как им бы этого хотелось); за смертью, скорее всего, ничего не последует; бога нет, либо мы совсем его не понимаем, вероятнее всего, человек полностью детерминирован и вырваться из этого, естественно, не представляется вероятным. При этом автор отрицает высший смысл мира, который, по его словам, абсолютно предопределен. Если все исполняет чью-то волю, логичен вопрос: зачем. Однако сюда Барнс не сворачивает.
Старший брат Барнса - профессор философии, специализирующийся на Аристотеле, одна из основных фигур в книге. Важная личность в жизни автора. Он стал первым собирать марки Великобритании, из-за чего младшему брату пришлось выбрать "остальной мир", его сильнее любил дедушка, его книги больше ценили родители. Детские и взрослые обиды вылились в главное противоречие "Нечего бояться": Барнс, привыкший тянуться за братом, словно скован западной (Аристотелевой) логикой, а поэтому не способен выйти за пределы "человеческого", говоря о темах за этими пределами.
Когда-то Эрих Фромм подчеркивал важность обратной от взятой Барнсом - парадоксальной логики. "Так как бог представляет высшую реальность и так как человеческий разум постигает реальность в противоречиях, то о боге не может быть высказано никакого утверждения". Опираясь почти на те же точки, что и Барнс, Фромм приходил к противоположным выводам.
Жаль, но чтение книги оставляет ощущение контакта с человеком, большую часть времени сидящим в доме с заколоченными окнами и дверьми, человеком, отрицающим мир. Тут даже не ответ отказом на весь мир, как у Цветаевой. Здесь нет личного отказа. Барнс просто подставил знак отрицания в чужие строки. Дистанцируясь от ответственности за выбор. Не будет так. Исхода нет. Умрешь - и не начнешь сначала. Не повторится все, как встарь. Брать за руку никого уже не хочется, а хочется просто убежать.