20 лет назад "ветер перемен" не только смел атрибуты коммунистического режима, но и вымел горы мусора, который власти десятилетиями прятали по углам…
Казалось, что вчерашний день будет длиться до бесконечности и никакая перестройка, никакие "происки врагов" не выбьют страну из привычной колеи. Ну "поддемократят" власти систему, устроят в стране очередную "оттепель", дадут печати немного свободы, осудят сквозь зубы прошлое, сделают экономику полиберальней, приподнимут "железный занавес". И не по доброй воле, а в силу исторической необходимости. Но мало кто предполагал, что советская власть так поспешно покончит жизнь самоубийством…
Ранним утром 19 августа, сойдя с поезда, особого значения озабоченным лицам москвичей не придал. А чего веселиться-то? Моросил мелкий дождь, в столичных магазинах, как и в тамбовских - шаром покати, на душе слякотно и тревожно. Сдав документы в посольство Германии, куда собирался поехать в гости к своему немецкому другу, направился в редакцию "Российской газеты", к которой сотрудничал с момента ее основания. С порога встретили вопросом: "Как там в Тамбове?" Стал рассказывать о политической обстановке, о ценах на рынке, но меня оборвали: "Ты что, не знаешь? В стране переворот! К центру Москвы движутся танки, Горбачев арестован!".
Через полчаса вместе с фотокором "РГ" был на Краснопресненской набережной. В происходящее верилось с трудом. Подходы к российскому парламенту перегораживались баррикадами, с тыльной стороны здания скапливались люди, готовые преградить путь любому, кто попытается прорваться внутрь. Народу, правда, было не так уж много. Это 21 августа, когда стало ясно, что ГКЧП переживает агонию, набежали десятки тысяч москвичей праздновать победу. А в тот день время от времени из окон Белого дома вылетали листовки с указом Бориса Ельцина и обращением "К гражданам России". Перехватил листовку - обстановка более или менее прояснилась. И тут меня охватил приступ веселой злости: какой-то ГКЧП, уродливый гибрид ЧК и КГБ, нагло вломился в мои планы! А вот вам хрен! Схватил секцию ограды, сваренной из арматуры, и поволок ее на баррикаду. (Кстати, очень удобная вещь для баррикады, надежно держит всю конструкцию). В толпе метался молодой человек, и допытывался: "Кто умеет управлять автокраном? Ну, хоть чуть-чуть...". Крановщик нашелся, и вскоре баррикада ощетинилась бетонными блоками.
Прошел слух, что на 16 часов намечен штурм Белого дома. Это сообщение взбудоражило толпу, и мы с тыла окружили вход в здание плотной цепью. У колонн появились аккуратные горки из обломков кирпичей, кусков бетона - мы приготовились отражать нападение. Два милиционера, дежурившие у входа, ушли с поста, но через минуту вернулись, но уже в бронежилетах, с автоматами. По спине пробежал легкий холодок страха… Через час из Белого дома сообщили, что тревога ложная, и людская цепь на время распалась. На баррикадах встретил знакомых москвичей, с которыми не виделся годами. Встречались бурно, даже несколько театрально. Здесь, у Белого дома затертое выражение "все люди - братья" обрело какое-то сакральное звучание.
"РГ" закрыли вместе с другими демократическими изданиями, но сотрудники и не думали расходиться. Тексты для очередного номера печатались на пишущих машинках, расклеивались колонками на больших листах и размножались на ксероксах. Ксероксы работали с максимальной нагрузкой, и отключались от перегрева. Молодые сотрудницы обмахивали их широкими юбками, пытаясь охладить технику и привести ее в рабочее состояние. При этом задирали подолы выше нормы, предусмотренной приличиями, но на этот "канкан" никто не обращал внимания, хотя картина была достойна камеры документалиста.
В первом подпольном номер "РГ" публиковались сообщения из Петропавловска-Камчатского, Владивостока, Новосибирска, Ярославля, Брянска. Там местные власти послали непрошеное "новое советское руководство" куда подальше. С горечью обнаружил, что Тамбов среди "непослушных" городов не значился, и вечером 20 августа решил возвращаться домой, прихватив пачку самодеятельных выпусков "РГ". Газету расхватали еще в поезде, в Тамбов привез только несколько экземпляров...
Город поразил необычной тишиной, настороженностью. Народ в транспорте безмолвствовал, исполняя свое историческое предназначение. Информационную блокаду прорвали телефонные звонки тамбовского депутата СССР Валентина Давитулиани. Еще 19 августа он продиктовал по телефону Указ Ельцина и обращение "К народу России". Пока местные власти выжидали, пытаясь приноровиться к ситуации, созданный в этот же день тамбовский комитет по защите Конституции и демократии действовал. Возглавил его аспирант местного пединститута Евгений Старостин. Официальные власти находились в растерянности, поэтому какой-либо явной активности для поддержки ГКЧП не проявляли. А вечером того же дня над зданием телефонной станции полыхнул по "бегущей строке" указ Ельцина. В комитет позвонили из троллейбусного депо и сообщили, что они готовы начать забастовку. Стоило немалых усилий уговорить водителей отказаться от намерения парализовать жизнь города.
20 августа на областное радио буквально прорвалась народный депутат РСФСР Людмила Кудинова с комментариями о событиях в стране. Но к тому времени горожане уже знали, что в стране действует преступная хунта, и понимали, что самозванцы посягают на законно избранную власть, на свободу и конституционные права граждан, что их долг - встать на защиту Конституции. Но официальные власти продолжали "мужественно" молчать. А когда 21 августа на площади у дворца спорта "Кристалл" шел многолюдный митинг в защиту Конституции, свободы и демократии, областное радио дрожащим голосом председателя облисполкома Александра Рябова продолжало призывать горожан к спокойствию и порядку, вещало о деструктивных силах, которые вносят смуту в безоблачную жизнь Тамбова. Казалось, что по радио звучало очередное постановление ГКЧП, что заговорило взбесившееся лампадное масло.
Сегодня итоги августа 1991 года участники тех событий воспринимают с разочарованием. Но оно объяснимо - слишком велики были надежды. Большинство не вполне понимало, что за политическими потрясениями начнутся экономические, что, образно говоря, в освобожденные города следом за боевыми частями обязательно вступят мародеры. Те же люди, которые в конце 80-х смотрели на Бориса Ельцина с религиозным обожанием, в середине 90-х будут истерично требовать его четвертования. Но тогда на первого российского президента свалилась огромная многонациональная страна, бывшие советские республики, заявившие о своем суверенитете задолго до путча, ядерные арсеналы, деморализованные армия, продажная милиция, озлобленный голодный народ. Аграрные регионы страны отказывались поставлять продукты и сырье в промышленные центры, институт частной собственности не работал, деньги, растранжиренные государством, обесценились. В этой ситуации нарастающий хаос можно было остановить единственным способом - форсировано запустить рыночный механизм. И выполнить эту неблагодарную задачу пришлось Егору Гайдару. Он понимал, что со своей шоковой терапией не обретет любви народной, которая держалась на дешевой колбасе, пусть даже отсутствующей. Но он оттащил страну от пропасти, куда та катилась. Грубо, некрасиво, но оттащил. Так отец оттаскивает за штаны неразумного сына от края обрыва.
События августа 1991 года были по сути дела буржуазной революцией, плодами которой, очухавшись от первого испуга, воспользовалась партийная, советская и комсомольская номенклатура. До последнего момента ее представители делали "руководящее и направляющее" лицо, но втихаря уже готовили себе запасные аэродромы, чтобы приземлиться на должность управляющего банком, строительным трестом или, на худой конец, - руководителя совместного предприятия. А комсомольские вожди, получая оклад-жалованье в райкомах ВЛКСМ, уже были готовы приватизировать все, что плохо лежит. А плохо лежало все…
Навязло в зубах присловье, которым щеголяют все, кому не лень: не дай вам бог жить в эпоху перемен. Одни называют эту "мудрость" китайской, другие таиландской, третьи чукотской - кому как вздумается. Да и откуда такая уверенность, что поговорки - это кладезь ума! В них сгусток человеческих предрассудков, стадная философия толпы. Когда после "свежего ветра перемен" на страну обрушился мусорный ветер непотребства, это лишний раз доказывало, что за декорированным социализмом копилось зло. И все же моей стране повезло. Мы продолжаем жить после крушения громадной, но неповоротливой и плохо скроенной советской империи, мы сумели избежать полномасштабной гражданской войны, как это случилось в Югославии. Но мы не избавились от фантомов советского прошлого, в котором и вода была мокрее, и водка крепче, и подруги моложе.
… 23 августа 1991 года, когда над столичным Белым домом взвился российский триколор, в Тамбове активисты "Демократической России" закрывали райкомы, снимали вывеску с обкома КПСС. У меня до сих пор хранится историческая реликвия - бронзовый болт с обкомовской вывески. Партийные чиновники, ставшие в одночасье бывшими, сдавались без сопротивления, хотя не без истерики. КПСС оказалась на поверку гигантским мыльным пузырем, лопнувшим от самонадеянности. Но щелочные брызги разлетелись далеко.