"Гараж" показывает один из выставочных хитов, показанных за последние два года в крупнейших музеях мира - от Сан-Франциско до Вены, - проект "Уильям Кентридж. Пять тем". В субботу сам художник выступил в "Гараже" с перформансом.
Когда Уильям Кентридж, 56-летний художник из Йоханнесбурга, выходил на слегка затемненную сцену в "Гараже", он выглядел почти так, как должен был выглядеть лектор. Белая рубашка, черные брюки, листы с выступлением в руке. Экран на сцене для "презентации". Правда, вместо "кафедры" - лесенка с поручнем. Правда, часть листов рассыпалось по полу. Правда, тема звучала странновато для лекции "Я не я, и лошадь не моя". Да и названный жанр - "лекция-перформанс" казался невозможным.
Но Кентридж предпочитает делать невозможное. Например, объединить повесть Николая Гоголя "Нос" и одноименную оперу Дмитрия Шостаковича со стенограммой пленума ВКП(Б) от 26 февраля 1937 года, на котором Николай Бухарин пытался объясниться с бывшими товарищами по партии. Документальные кадры 1930-х годов - с театром теней и анимацией, где использованы супрематические и конструктивистские образы. Сам он как-то сказал, что пытался найти связь между отвлеченным языком Эль Лисицкого и земным словарем Горького и образами советского кино. Направления, языки, поиски, которые были абсолютными антагонистами в эпоху 1920-1930-х, с точки зрения Кентриджа, объединены открытостью, жаждой изменения мира и готовностью участвовать в этих изменениях. Но также и беззащитностью перед бессмысленной жестокостью абсурда. В повести "Нос" Кентридж находит ключ если не к советской истории, то, по крайней мере, к истории партии. Два сюжетных мотива: отделение части от целого (носа от лица) и иерархия бюрократии, которая заставляет майора Ковалева робеть и мяться перед собственным Носом, потому что он оказался в генеральском чине, - выделены Кентриджем с изумительным изяществом и структуралистской четкостью.
Впрочем, самое неожиданное не это. Само по себе сближение прозы Гоголя (Кафки, Беккета, далее - по желанию) с былью, тем более нашего, отечественного розлива, мало кого может удивить. Но Кентридж смог увидеть в коллежском асессоре Ковалеве не просто "маленького человека", а …собрата по несчастью. Он использовал гоголевскую прозу как шанс для исповеди. Тема двойников и раздвоения, столь любимая русскими писателями (как, впрочем, и немецкими романтиками) в исполнении Кентриджа приобретает лирическую пронзительность, которую он корректирует комическими деталями перформанса. Его alter ego (возникающий как проекция на экране) ожесточенно разбрасывает листы приготовленной речи, которую лектор на сцене рачительно подбирает. Он ворочается в постели, в 4 часа ночи обдумывая будущую лекцию (ту самую, с которой автор выступает). Перформанс как бы расширяет временные и пространственные рамки, он норовит из публичного пространства соскользнуть в приватное, колеблется между строгой структурой мысли и сопутствующими переживаниями, желаниями, идеями. Важный герой-лектор того и гляди обернется клоуном.
Но, к слову, ошибется, наверное, тот, кто примет текст растерянного лектора-клоуна за "чепуху". Мало того, что "задним фоном", так сказать, проходит серьезное исследование истоков гоголевской повести. Кентридж связывает сюжет "Носа" со схожим мотивом в романе Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди", перевод на русский который появился незадолго до написания Гоголем "Носа". А Стерн, по убеждению Кентриджа, черпал вдохновение в одном из эпизодов "Дон Кихота". Сюжет "бродячего" носа сам оказывается бродячим. Не менее важно для Кентриджа обозначить "предел понимания" - как точку встречи внутреннего "я" и мира. И как отправную точку для появления искусства.
Этот виртуозный рисовальщик способен создать анимационный фильм из одного листа. Просто он рисует каждый кадр на листе, потом стирает его и начинает следующий - фильм становится фиксацией процесса рисования. Он обычную школьную доску превращает в экран, а детский кукольный театр теней - в сложнейшую мультимедийную проекцию ("Волшебная флейта"). Он всегда готов притвориться фокусником и послать привет Жоржу Мельесу ("Путешествие на Луну"). Он рассыпает сахар в своей студии, чтобы привлечь муравьев и снять их, превратив в "созвездия" на экране. Но самое фантастичное - этот умный лектор, печальный клоун и щедрый на выдумки фокусник не стесняется быть старомодным гуманистом. На полном серьезе, без шуток.