Когда Уильям Кентридж, 56-летний художник из Йоханнесбурга, выходил на слегка затемненную сцену в "Гараже", он выглядел как лектор. Белая рубашка, черные брюки, листы с выступлением в руке. Правда, вместо кафедры - лесенка с поручнем. Правда, часть листов рассыпалась по полу. Правда, тема звучала странновато для лекции "Я не я, и лошадь не моя". Да и названный жанр - "лекция-перформанс" казался невозможным.
Но Кентридж предпочитает делать невозможное. Например, объединить повесть Николая Гоголя "Нос" и одноименную оперу Дмитрия Шостаковича со стенограммой пленума ВКП(б) от 26 февраля 1937 года, на котором Николай Бухарин пытался объясниться с бывшими товарищами по партии. Документальные кадры 1930-х годов - с театром теней и анимацией, где использованы супрематические и конструктивистские образы. Он как-то сказал, что пытался найти связь между отвлеченным языком Эль Лисицкого и земным словарем Горького и образами советского кино. Направления, языки, поиски, которые были абсолютными антагонистами в эпоху 1920-1930-х, с точки зрения Кентриджа, объединены открытостью, жаждой изменения мира и готовностью участвовать в этих изменениях. Но также и беззащитностью перед бессмысленной жестокостью абсурда. В повести "Нос" Кентридж находит ключ если не к советской истории, то, по крайней мере, к истории партии. Два сюжетных мотива - отделение части от целого (носа от лица) и иерархия бюрократии, которая заставляет майора Ковалева робеть перед собственным Носом, потому что он оказался в генеральском чине, выделены Кентриджем с изяществом и структуралистской четкостью.
Но ошибется тот, кто примет текст растерянного лектора-клоуна за "чепуху". Мало того, что "задним фоном" проходит серьезное исследование истоков гоголевской повести. Кентридж связывает сюжет "Носа" со схожим мотивом в романе Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди", перевод на русский которого появился незадолго до написания Гоголем "Носа". А Стерн, по убеждению Кентриджа, черпал вдохновение в одном из эпизодов "Дон Кихота". Сюжет "бродячего" носа сам оказывается бродячим. Не менее важно для Кентриджа обозначить "предел понимания" как точку встречи внутреннего "я" и мира. И как отправную точку для искусства.
Этот виртуозный рисовальщик способен создать анимационный фильм из одного листа. Просто он рисует каждый кадр на листе, потом стирает его и начинает следующий - фильм становится фиксацией процесса рисования. Он рассыпает сахар в своей студии, чтобы привлечь муравьев и снять их, превратив в "созвездия" на экране. Но самое фантастичное - этот умный лектор, печальный клоун и щедрый на выдумки фокусник не стесняется быть старомодным гуманистом. На полном серьезе, без шуток.