Незрячий человек, не видя ничего вокруг, пытается подсказать путь, который поможет амурской деревне выбраться из нищеты.
Он надеется добиться справедливости. Полон решимости отстоять свое право. Но чего ему стоит каждый выигранный раунд нескончаемой битвы с соперником, который старается слепого не видеть в упор.
Его жизнь разделена пополам между городом и деревней. Алексей родился четвертым ребенком в семье, где было одиннадцать детей. Иного места для жизни, кроме деревни, себе не представлял. После окончания Благовещенского сельхозинститута агроном Кондратенко едет работать в село. Женитьба, рождение двух дочек, ранние зорьки и поздние закаты. Девять месяцев в году в поле - это его деревенская страда. Длиной в десятилетия. Потом грамотного "хозяина земли" пригласили преподавать в родной институт. Так он стал городским. Защитил кандидатскую диссертацию. Студенты его обожали. За отзывчивость, доброту и понимание.
- Я требовательный был, но деревенских всегда жалел. Знаю, что им немножко труднее живется, чем городским, - вспоминает Алексей Павлович.
Жизнь бежала по своему извечному кругу. Выросли и разлетелись дочки, он рано овдовел. Мать из всех своих одиннадцати детей выбрала именно его, когда встал вопрос, с кем доживать свой век: "Буду с Лешкой". Он ее и доглядел. Схоронив, остался совсем один в крошечной квартирке на последнем, пятом этаже кирпичного дома городской окраины. Дочки уже жили автономной жизнью.
Приключилась первая беда: катарактная муть затянула правый глаз. Операция прошла неудачно, глаз практически перестал видеть. Врачи не очень убедительно уговаривали: нужно набраться терпения, и все будет хорошо.
В марте 2006 года Алексей Павлович выскочил вечером в ближайший ларек купить "мелочовку" к ужину. Когда возвращался назад, к нему на лестнице пристали двое парней: "Денег дай..." - дыхнули перегаром. Это последнее, что он помнит из того вечера. Очнулся в собственной постели через три дня, вся подушка в запекшейся крови. В голове звенел тяжелый колокол, и он вообще не видел белый свет. В больнице ему ампутировали левый глаз, вернее, то, что от него осталось. Так Алексей Павлович стал практически слепым.
Как и положено по закону, к пострадавшему в больничную палату пришел милиционер, составил протокол. Взял все необходимые показания. Шли месяцы, но уголовного дела по факту его избиения и нанесения тяжкого увечья так и не возбуждали. Медицинский эксперт почему-то написал в заключении о "причинении вреда здоровью средней тяжести". Потом другой эксперт уточнил, что потеря глаза "является стойким и неизгладимым вредом для здоровья". Милиция уголовное дело возбудила только в декабре 2007 года, через полтора года после совершения преступления.
Да и то потому, что Кондратенко услышал по телевизору, как бравый милицейский полковник, начальник собственной безопасности амурской милиции, публично предложил всем, кто недоволен работой правоохранительных органов, обращаться к нему. Алексей Павлович взял да и позвонил по указанному в телеэфире номеру телефона. Бюрократическая машина нехотя заскрипела. Возбудили уголовное дело по статье 112 УК РФ (причинение вреда здоровью средней степени тяжести).
- Вы представляете, выбитый глаз "оценили" так же, как сломанное ребро. Но ребро-то срастется, а вот глаз новый не вырастет, - растерянно разводит руками Алексей Павлович.
Слепой и одинокий человек год просил писать от его имени нескончаемые челобитные в адрес милицейского и прокурорского начальства. Через год уголовное дело переквалифицировали на более тяжкую 111-ю статью УК. В которой говорится о причинении тяжкого вреда здоровью.
Уголовное дело N 72589 милиция закрывала четыре раза (!) и четыре раза возобновляла вновь по прокурорскому протесту. Преступников так и не нашли.
- Упущено время, в деле действительно много недочетов и ошибок, - признает Павел Бортновский, начальник контрольно-методического отдела амурской полиции.
А тем временем городской суд Благовещенска вынес решение о возврате в собственность Кондратенко гаража, отнятого у него много лет назад. Но в течение 4 лет судебные приставы Благовещенска это решение суда не смогли исполнить. То приставы не могли найти гараж, адрес которого указан в исполнительном листе, то составили акт, что слепой истец не может опознать свою собственность и... дело закрыли.
...Маленькая комнатка завалена пачками бумаг, пожелтевших, в разводах пятен, есть среди этого вороха и белые листы с ровными строчками компьютерного почерка.
- Соцработник пишет под мою диктовку, - грустно вздыхает Алексей Павлович.
Долгое время он бился с городским здравоохранением.
- Уже который год прошу глазной протез, специальное устройство "говорящая книга", тонометр с речевыми функциями. Все это положено незрячим, но меня не слышат, не видят, не замечают.
Но Алексей Кондратенко радеет не только о себе, он пытается подсказать, как помочь амурской деревне, как сделать ее несладкую жизнь более упорядоченной и достойной.
- Я ведь всю жизнь деревне отдал, знаю про сельское хозяйство если не все, то многое. Мы должны начать производство азотно-фосфорных удобрений, в которых так нуждается наше растениеводство. В регионе все для этого есть. Ну почему за 500 метров от нас, в Китае, все растет, а у нас сплошные зоны рискованного земледелия! - он возмущенно смотрит на меня невидящими глазами. Пристально так.
И тут его голос не слышат. В ответ - папка вежливой писанины: абзацы слов благодарности за неравнодушие и высокую гражданскую позицию, и: "К сожалению, в данный момент..."
Много лет Алексей Павлович добивался квоты на лечение в московскую клинику Федорова, в сентябре ему пришла долгожданная надежда из амурского минздрава. Два амурских министерства - здравоохранения и социальной зашиты - неделю рядились, кто должен выписывать ему билеты на проезд в столичную клинику, откуда изыскать средства и кто должен найти слепому сопровождающего. Еле-еле сговорились, и вопрос решили за несколько часов до отлета самолета. Он улетел за надеждой! Бесконечно счастливый и полный веры, что ему помогут, и он снова сможет видеть мир. Пусть одним глазом, пусть замутненно.
- Мне больше всего хочется увидеть белый свет и добиться справедливости. Понимаешь? - спрашивал меня он.
Я молча кивал головой. Он этого не видел.