Во Вроцлаве закончился фестиваль "Диалог", проходящий здесь уже десять лет. Кристина Майсснер - мастерица метатеатральных сюжетов - разложила свой пасьянс: Фестиваль закончился противоречивой мозаикой из спектаклей, так или иначе отсылающих к тому, что является на сцене "документом".
Команда молодого бухарестского режиссера Джанины Кырбунариу отправилась в экспедицию в Тыргу-Муреш, чтобы собрать свидетельства о незаживающей ране этого трансильванского города - событиях 1991 года, сделавших живущих тут румын и венгров врагами. Так родился спектакль "20/20" - в фестивальной мозаике он оказался "нулевой точкой отсчета", репрезентируя подход, становящийся уже классическим и, увы, рутинным.
Иначе возникал "документ" в спектакле "И проклят будет предатель родины своей!" Оливера Фрлича. Хорватский режиссер сделал его в Словенском молодежном театре; это вторая часть его "Балканской трилогии"; первая была поставлена в Загребе, а третья - в сербской Субботице. Если кризис-менеджерами называют тех, кто борется с кризисом в коллективе, то Фрлича надо назвать кризис-режиссером, который, правда, не борется с кризисом, а, наоборот, этот кризис выявляет, усугубляет и на его материале делает спектакль. То есть в данном случае Фрлич не отправил своих актеров "в поле", искать каких-то других словенцев, полусловенцев, словенцев "под вопросом" и т.д., в надежде выяснить, как вообще в Словении обстоит дело по отношению к хорватам, сербам, боснийцам или цыганам. Зачем так далеко ходить! Артисты - тоже словенцы (или словенцы под вопросом, словенцы, "замеченные в связях с..."). Истории больших и маленьких предательств, произошедших в разное время вот с этими как раз людьми (и даже - между этими людьми) докладываются на спектакле бесстрастно - хоть абсолютно ясно, что родились они в весьма болезненных конфликтах. И, хотя в процессе взаимных обвинений никакой истины не рождается, важен другой результат - отрицание молчания, беспамятства. И, наконец, принятие факта, что никаких других людей кроме вот этих - непоследовательных, то и дело предающих самих себя в прошлом - и нет. Спектакль гомерически смешной и грустный.
В последний же день "Диалога" из Балкан мы круто перенеслись на "прогнивший Запад". "Зал ожидания" сделан Кристианом Лупой в Театре Види-Лозан по мотивам "Персонального круга 3.1." Ларса Нурена. Разговоры с маргиналами, собранные в этой книге, поразили Лупу своей предельной иррациональностью, которую он затем старался пробудить в актерах - порой целый месяц работая без того, чтобы взять в руки текст. Перед нами современное "На дне", без какого бы то ни было Луки, и впрочем, без какого бы то ни было хозяина-угнетателя. Ну и "зал ожидания" - не ночлежка, а скорее сквот. Пожалуй, решающей в понимании всей - достаточно аморфной по структуре - шестичасовой эпопеи, является сцена, где, на каком-нибудь пятом часу, вдруг слово в слово повторяется одна из сцен начала. Повторяется другими актерами, в другой ситуации, хоть столь же болезненно правдоподобно. И понимаешь - есть какая-то фатальность в повторяемости этих вроде бы донельзя случайных фраз, записанных кем-то по какой-то невероятной прихоти, по невероятной же прихоти получивших статус "текста" - то есть чего-то, выстроенного по железным законам, поняв которые, мы сможем прорваться к какой-то важной загадке бытия. Но именно в этом, пожалуй, и смысл сегодняшнего "документа" в театре - разгадать загадку "куска действительности", как можно более случайно, непреднамеренно вырванного из ее живой плоти.
Забежав вперед, отметим, что на следующий день после окончания фестиваля, во вроцлавском Польском театре можно было увидеть другой спектакль Лупы, носящий то же название, но ни в чем не повторяющий швейцарский. Как сказано в программке, сценарий к нему "должна была написать на репетициях, но не написала" Дорота Масловская. Спектакль игрался на "Сцене на Швебодзком вокзале" - театр здесь с 1994 года, но на время этого спектакля он вновь превращается в тот заброшенный вокзал, каким был двадцать лет назад. Но обитают в нем сегодняшние люди - молодежь, которую сюда занесло после экскурсии в Освенциме, и совсем чужие для них - люди старших поколений. Ситуация абсурдного ожидания заставляет выяснять отношения, сначала вяло, потом бурно: герой Войцеха Земяньского - сыгравшего главные роли в спектаклях Лупы 80-х годов - грозится пристрелить всех этих балаболов. Возможно, немалая часть публики с ним солидарна. Лупа в который раз приоткрывает перед зрителем процесс рождения роли "из себя" (например, демонстрируя "видеодневники" самих актеров); как бы приглашает зрителей присоединиться к мукам артистов, чувствующих себя опустошенными, лишенными подлинной жизни. Несомненно, однако, что это диагноз не просто артистам - людям вообще.
А "Диалог" заканчивался "Гарденией" Алана Плателя - хитом прошлогоднего Авиньона. Гости фестиваля, жившие в одной гостинице с бельгийцами, утверждают, что приняли их за группу туристов-пенсионеров, которых так много во Вроцлаве. Таковыми эти старики предстают в начале спектакля - в однообразных мужских костюмах, никак не соответствующих фривольным комментариям, которым им дает ведущий, приветствующий их как героев прощального шоу кабаре "Гардения". Но вскоре все они окажутся "somewhere over the rainbow” - песня из фильма "Волшебник страны Оз", знаменитого своим переключением из чернобелости в цвет, не раз повторяется в спектакле. Пишущие о "Гардении" любят прибегать к термину "сумеречная зона" - в гендерной теории так называется пограничье, где обитают трансвеститы и транссексуалы. Но, кажется, спектакль как раз с этим и спорит, окуная нас в мираж, переливающийся всеми цветами радуги. Преодоление главного детерминизма судьбы - детерминизма тела явлено в личностях этих стариков с обезоруживающей - и окрыляющей - очевидностью. Диагноз - диагнозом, а жизнь - жизнью. И лучше - по ту сторону радуги.