За три дня, а точнее за три длинных, уходящих в ночи, вечера, я смог услышать и увидеть более шестидесяти коллективов и отдельных исполнителей из шестидесяти четырех регионов России. Телеканал "Культура", похоже, заставив раскошелиться весь холдинг ВГТРК, снимал серию гала-концертов, представляющих народное искусство нашей страны.
Я не собираюсь отбивать хлеб у моих коллег - телевизионных критиков, тем более, что сам принимал участие в этом проекте в качестве одного из ведущих. Они будут обозревать телевизионный результат, а я, воспользовавшись счастливым случаем нового общения со старыми и новыми друзьями, вновь попробую привлечь внимание к тому, что происходит в нашей стране с самодеятельным и профессиональным искусством, которое мы по обыкновению называем народным. В нем множество направлений и уровней, причем каждый из них интересен и увлекателен: будь то высочайшее профессиональное мастерство хора имени Пятницкого, ансамбля имени Игоря Моисеева, дагестанской "Лезгинки" или природный волшебный дар деревенской плакальщицы Анастасии Ивановны Ивониной из Воронежской области, которая в свои 84, как она утверждает, года лучше всех поплачет на похоронах и лихо споет частушки на крестинах. (Злые языки говорят, что ей более 87, но молодости от этого в Анастасии Ивановне не стало меньше.) "Мишенька", - приговаривала она, - "приезжай к нам в Никольское, поговорим, попоем, чайку попьем!" Пела она без устали, прямо Иосиф Кобзон в юбке, так же искренне и так же явно получая удовольствие от своего пения. Несколько лет назад я вручал ей премию правительства "Душа России", кажется в номинации "Сказители", - она и правда, может уговорить кого угодно, а поет так, что ноги слушателей невольно отбивают нечто несусветное.
Можно сказать, что вся Россия предстала здесь в поражающем воображение многообразии народов, культур, человеческих типов. Близких и бесконечно разнообразных славянских и кавказских народов, угро-финнов и тюрков Поволжья и Крайнего Севера, Дальнего Востока и Центральной России. Можно сколь угодно долго спорить о проблемах мультикультурализма, но сам факт, что на огромной территории при самых разных социальных системах, в стране, которая на протяжении столетий не раз меняла название, - пусть, порой, и враждуя, все-таки уживаются десятки этносов, скрещиваясь и переплетаясь друг с другом, не может не вызвать естественного уважения. Но это понимание крайне редко переплавляется в живую эмоцию. Оно существует, как правило, либо на бюрократическом, либо на схоластическом уровне. В большом павильоне "Мосфильма", где проходила съемка, это приобретало силу человеческих страстей. Я давно не видал в одном зале такого количества разнонациональных лиц, представляющих в живой реальности довольно абстрактное понятие "российский народ". И в этом зале не было толерантности ("я не люблю тебя, но терплю"), - был настоящий взаимный интерес друг к другу и безусловное уважение к традиции и умению другого народа. Артисты, приехавшие из разных краев России, существовали в этом театрально-телевизионном пространстве не толкаясь и не суетясь. При всей стесненности - всем хватало места, и, неизбежно сталкиваясь друг с другом, люди улыбались и просили прощения, а не готовились к драке. Не только профессионалы, которые давно друг друга знают, но и любители из глухих деревень, которые впервые оказались в Москве.
От них, любителей, исходила особая природная сила, которую не заменишь никаким ремеслом, даже самым высококлассным. Я помню, как уже почти пятнадцать лет назад эта природная сила замечательных деревенских русских женщин, младшей из которых было за шестьдесят, заводила разноцветную аудиторию Бруклинской академии музыки. Своей неистребимой энергией они вытягивали в круг сцены молодых американских слушателей, и вдруг обнаружилось, что афро-американский рэп, видимо, не такой уж и дальний молодой родственник русской частушки и деревенских страданий. Впрочем, известно, что настоящее народное творчество даровало ту природную силу русскому авангарду, которая позволила ему завоевать мир. Понятно, что аутентичный фольклор - натура, в общем-то, уходящая. Его хранят такие замечательные плакальщицы, как Анастасия Ивонина, но готовы выступать на публике далеко не все. И уж совсем особое дело - уговорить их поделиться накопленным за долгую жизнь, вспомнить то, что получили они в наследство от своих матерей и бабок. В ХХ веке, в пору трагических перемен в жизни десятков миллионов крестьян, народный фольклор в его классическом, привязанном к сельскохозяйственным циклам бытии, к ритуалам жизни и смерти, остро переживаемым в земледельческом круговороте, прекратил свое органическое существование. Уже в ХIХ столетии он подпитывал и городской романс, и каторжную, и солдатскую песню. А после Первой мировой войны и Октябрьского переворота 1917 года, когда крестьянство по существу пытались истребить как класс, народное творчество устремилось в новое пространство предместий, заводских поселков, пересыльных тюрем и лагерей. Неслучайно Андрей Синявский посвятит одну из своих лучших статей о русской советской культуре первой половины ХХ века именно блатной песне. "Отечество - блатная песня!" - боюсь, что в этом словосочетании нет чрезмерного преувеличения. Но это, что называется, предмет других заметок.
Однако все же именно в деревне, несмотря на все трагические перипетии советской эпохи, сохранилась осмысленная музыка народной жизни, выражающая особенности национального характера, сохраняющая - в слове, в жесте, в пении, - уклад и традицию, то, что на ученом языке называют сегодня национальной идентичностью. И идентичность, самость, как сказали бы в старину, конечно же, во многом зависит от среды обитания, от природных условий, от самих сложившихся связей с окружающим миром. У земледельцев и скотоводов разные песенные и танцевальные традиции, равно как у жителей Юга и Севера. На равнине поют и танцуют совсем иначе, чем в горной местности. И все же, при этих, казалось, непримиримых различиях, - именно в народном искусстве проступает то изначальное родство детей человеческих, которое и позволяет нам жить не только рядом, но и вместе друг с другом. Истинно народное творчество выражает то праэтническое, что и определяет единство человечества. При том, что именно фольклор на свой манер компенсирует глобализационную энтропию.
"Откуда у хлопца испанская грусть?" - спросите вы. Как всегда, от жизни. От того, что действительно беспрецедентная акция телеканала "Культура" останется единичным явлением в нашей заполненной самыми разными звучаниями реальности. Чего мы в ней только не слышим. Но практически никогда в ней не дано расслышать спасительных звуков народного искусства. Оно - необычайно популярное у публики, - существует изолированно от средств массовой информации, его не услышишь по радио, не увидишь по телевизору. Но ведь именно в нем живут те творческие силы, те художественные смыслы, которые позволяют народу быть народом. В нем - то, без чего душа мертва. Так чем же будем выживать?