Выставка "Стэнли Кубрик. Истории в фотографиях. 1945-1950 гг.", которую в Москву привезли Международный Центр Кураторских Исследований (ICCARUS) и Московский дом фотографии, дарит встречу с неизвестным Стэнли Кубриком.
Из 12 тысяч оригинальных негативов снимков Кубрика для журнала Look, которые куратор Райнер Кроне нашел в американских архивах, напечатано в журнале было процентов 10. В экспозицию вошло 200, плюс - видеозаписи первых фильмов "День схватки" (1951), "Убийство" (1956).
Кубрик снимал для Look пять лет - с 1945 по 1950, после чего занялся съемкой первого своего фильма "День схватки" (1951), который спонсировал его дядя. Look был одним из лучших американских журналов, делавших ставку на фоторепортаж. Здесь печатались серии снимков лучших американских мастеров. Чтобы 17-летний мальчишка со своими фотографиями появился в таком издании, он должен был быть перфекционистом, как юный Кубрик.
Жена Стэнли Кубрика как-то полушутливо заметила, что муж был бы вполне счастлив, если бы у него было восемь магнитофонов и только одна пара джинсов. Это было сказано во времена, когда магнитофоны еще были в новинку. Про камеру и фотоаппарат она даже не упомянула - видимо, потому что без них Кубрика просто не представляла. Стэнли начал фотографировать лет с 13 и преуспел в этом настолько, что школа, где он учился, решила, что лучшего официального фотографа ей не сыскать. Ну, а в 17 он добрался до журнала Look.
Соблазнительно попытаться увидеть в фотографиях молодого Кубрика интонацию или прообразы будущих фильмов. По крайней мере куратор явно пытался эту связь подчеркнуть, помещая съемку легендарного боксера Рокки Грациано рядом с фильмом "День схватки". Другое намеченное сближение - политической сатиры 1964 года "Доктор Стрейнджлав, или как я перестал бояться и полюбил бомбу" и фотографий Колумбийского университета со всем набором представлений о высоколобых интеллектуалах (от мышек в лаборатории до ученых на фоне громадного циклотрона по имени Вифлеем). Название должно было, видимо, прозрачно намекать на то, что циклотрон станет, так сказать, яслями для ядерной бомбы. Трогательное желание облечь ядерный апокалипсис в теплые одежды "благой вести", конечно, не может остаться незамеченным. Как и то, что фигуры трех ученых у врат "Вифлеема" невольно соотносятся с образами волхвов. Тем не менее университетская серия, снятая в январе 1948, от сатиры все же далека. Это из сегодняшнего дня сюжет выглядит абсурдистским гротеском. А в 1948-м ученые, позирующие у сверхмощного прибора, его совершенно не ощущают. Напротив, скорее всего, увлеченные исследованиями, они действительно ощущали себя кудесниками-волхвами. Иначе, согласитесь, выбрали бы другое название. Что касается фотографа, то в его снимках нет ничего, чтобы подчеркивало странность сюжетных сближений. Физики в креслах, с трубкой, или у доски, исчерченной формулами, похожи на джентльменов из фильмов про "добрую старую Англию". Сюжет встречи с ужасным - атрибут любого готического романа, родившегося в туманном Альбионе. Этот сюжет брезжит в университетской серии Кубрика, но скорее мимоходом, являясь в задумчивых физиономиях ученых, рассматривающих какой-то полуразрушенный стержень или в образе белой мышки, обреченной на участие в ученом эксперименте. Впоследствии, кстати, тема нежданной встречи с ужасным, непостижимым Кубрику будет очень даже не чужда. Но мотивы сатирические в этих отточенных, выверенных снимках углядеть очень сложно.
Если уж и искать будущего киношного гения в послевоенных фотографиях, то его хватка сказывается как раз в отточенности, формальной строгости и совершенстве снимков. В них нет погрешностей. При том, что все они репортажны. Иначе говоря, Кубрик всегда очень хорошо знает, какого эффекта он хочет добиться. И когда снимает царственного тигра так, что не он, а глядящий на него ротозей кажется сидящим за решеткой... И когда предлагает дамочке в платье а-ля Диана-охотница позировать в кровати с тремя собачками... И когда фотографирует маленького чистильщика сапог из Бруклина с голубями, книжками, приятелем или 9 своими братьями и сестрами... Как ни странно, это отсутствие погрешностей создает странное ощущение искусственности. Кубрик не стремится к "естественности", напротив - вполне сознательно оперирует разными фотографическими стилями. Этот навык он возьмет с собой в режиссуру. Разумеется, вместе с бескомпромиссной жаждой совершенства.