Десять лет назад умер Виктор Петрович Астафьев. Из поэтов-современников он более всего любил Николая Рубцова. Особенно его "Вечерние стихи".
Вечерние стихи
Когда в окно осенний ветер
свищет
И вносит в жизнь смятенье
и тоску, -
Не усидеть мне
в собственном жилище,
Где в час такой меня никто
не ищет, -
Я уплыву за Вологду-реку!
Перевезет меня дощатый катер
С таким родным на мачте
огоньком!
Перевезет меня
к блондинке Кате,
С которой я, пожалуй
что некстати,
Так много лет -
не больше чем знаком.
Она спокойно служит
в ресторане,
В котором дело так заведено,
Что на окне стоят
цветы герани,
И редко здесь бывает голос брани
И подают кадуйское вино.
В том ресторане мглисто
и уютно,
Он на волнах качается
чуть-чуть,
Пускай сосед поглядывает
мутно
И задает вопросы поминутно, -
Что ж из того?
Здесь можно отдохнуть!
Смотрю в окно и вслушиваюсь
в звуки,
Но вот, явившись в светлой
полосе,
Идут к столу,
протягивают руки
Бог весть откуда взявшиеся
други.
- Скучаешь?
- Нет! Присаживайтесь все...
Вдоль по мосткам несется
листьев ворох, -
Видать в окно, - и слышен
ветра стон,
И слышен волн печальный шум
и шорох,
И, как живые, в наших
разговорах
Есенин, Пушкин, Лермонтов,
Вийон.
Когда опять на мокрый
дикий ветер
Выходим мы, подняв воротники,
Каким-то грустным таинством
на свете
У темных волн, в фонарном
тусклом свете,
Пройдет прощанье наше у реки.
И снова я подумаю о Кате,
О том, что ближе буду с ней
знаком,
О том, что это будет
очень кстати,
И вновь домой меня увозит
катер
С таким родным на мачте
огоньком.
Николай Рубцов,
1969 г.
В начале 1993 года я прилетел в Красноярск. Вместе с Васей Нелюбиным мы должны были подготовить для "Комсомолки" беседу с Астафьевым. Узнав, что я только из Вологды, Виктор Петрович спросил меня про ресторанчик на дебаркадере - на месте ли?.. Астафьев переехал в Вологду в 1969 году и сразу привязался к тихому, нерасторопному городу.
Вспоминал, как по-родственному жили там писатели.
- После смерти Рубцова все рассыпалось... - печалился Виктор Петрович. И тут же прочитал рубцовские стихи про дощатый катер. Заметив, что я заморгал от нахлынувших детских воспоминаний, Астафьев рассказал мне про историю этого стихотворения. Этот рассказ сегодня публикуется впервые:
...- Коля Рубцов любил "Поплавок" - так называли ресторан на дебаркадере. Мы частенько приходили туда, закажем по стаканчику и ждем. А там пока дождешься... Я говорю: "Коля-а, ну, пойдем лучше к нам, моя Марья пельмени пожарит..." Нет, сидит. Ему романтика тут: герань хилая стоит, в углу - пальма скорченная. Коля был детдомовец. Красоты, уюта, заботы никогда не видал.
И вот однажды он один пришел в этот ресторанишко. А невыспатый был - заказал вина и задремал. Официантка подошла и торкнула его: "Ты чего, спать сюда пришел?" У Коли рука-то сорвалась, и он лицом об стол. Ну, это он не мог стерпеть, Коля ее толкнул, она как загремит: "А-а, бьют!" Конечно, прибежал мент, начали разбираться. А рядом геологи сидели, они вступились: "Так она ж сама виновата, зараза. Ну, дремал человек, так чего она толкается? А он толкнул ее спросонья..."
Колю отпустили. Геологи его к себе за стол посадили, он выпил с ними, пел им. И вот тогда он дописал свои "Вечерние стихи". У посредственного поэта они вышли бы обязательно злые: все такие-сякие, официантка мордой об стол бьет. А у Коли от этого происшествия стихи стали еще пронзительнее и добрее. Я просто знаю первоначальный вариант и могу утверждать: стихи стали лучше. Он в душе простил эту бабу. И это первый признак большого поэта.
А какая интонация точная! "Перевезет меня дощатый катер с таким родным на мачте огоньком! Перевезет меня к блондинке Кате..." Кстати, не Катя она, Нинка ее зовут. А он ее назвал Катей. Катя - катер, рифмуется хорошо.