За плечами известного российского кутюрье Игоря Дадиани победа на конкурсе "Платье года" с эффектной работой из витражного стекла "Синяя птица".
А еще - участие в Днях российской культуры в Монте-Карло, где его костюмами восторгалась княжеская семья Монако, создание коллекции по заказу израильской алмазной биржи. И так далее, и так далее...
Также Дадиани - создатель костюмов для шести фильмов из цикла "Тайны дворцовых переворотов" Светланы Дружининой и боевика "Мальтийский крест" Александра Иншакова.
Вот уже двенадцатый год художник, коренной москвич, живет в Чебоксарах и утверждает, что чувашская земля стала ему родной.
Российская газета: Игорь Георгиевич, как вы угодили в кино?
Игорь Дадиани: Восемь лет назад в Орле на одном из конкурсов красоты я познакомился со Светланой Дружининой, она была в жюри. Мои наряды ей так понравились, что известный режиссер кричала "Браво!" словно восторженная девчонка. Очень непосредственный человек. На фуршете мы разговорились. И вдруг чуть позже я получаю от нее сценарий и предложение стать художником фильма "Тайны дворцовых переворотов". Конечно же, сразу согласился.
Дружинина распахнула передо мной двери своей костюмерной. "Вот, - сказала она мне. - Здесь все, начиная с "Гардемаринов". Сумеете навести порядок, будем работать вместе".
Я рылся в этом море исторических костюмов счастливый. В кино работать безумно интересно. Порой приходится принимать нестандартные решения. Например, однажды герою Юрия Соломина понадобились усы. Мои волосы подходили идеально и по цвету, и по структуре. Пришлось расстаться с шевелюрой.
РГ: И все же в первую очередь вы кутюрье, создатель уникальных платьев. Мечтали стать модельером с детства?
Дадиани: Абсолютно нет. Хотя воспринимал красоту с малых лет. Отлично помню, как в четыре года увидел кинокартину "Королева Шантеклера" с великой Сарой Монтель. Ее красота, костюмы, песни произвели на меня большое впечатление.
Мама хотела, чтобы я был медиком, как она. В восьмом классе предложила мне сходить в морг. Почему нет? Но когда я увидел огромные ванны, где в хлороформе плавают трупы, меня возмутило пренебрежительное отношение к людям, пусть даже неживым.
В итоге я окончил НИИХВ Академии наук, в 26 лет стал кандидатом педагогических наук. Родители сказали - принесешь кандидатскую, можешь делать, что хочешь.
Вот я потом и делал, что хотел. Наверное, тогда они сильно пожалели о своих словах, потому что первым делом я проткнул себе дырку в ухе, надел огромные штаны-шаровары и модные тогда "космические" очки из пластмассы. Когда в этом виде предстал перед родителями, повисло молчание.
Но этим все не закончилось. Я поступил в ГИТИС. Правда, не закончил, наша преподавательница, известная актриса, сказала, что с моей специфической внешностью в актерстве будет слишком сложно.
РГ: А как вы оказались в Чебоксарах?
Дадиани: Сначала мы с супругой переехали по семейным обстоятельствам в Марий Эл, она оттуда родом. Там меня неожиданно пригласили в швейную компанию, работал как проклятый. А потом грянул кризис 98-го и в одночасье пропали все накопленные деньги. Тогда супруга сказала: "Игорь, а не начать ли нам свое дело?" И я стал создавать свои модели. Я был счастлив, потому что наконец занимался тем, что люблю, и еще за это деньги получал.
Потом Николай Федоров, который был тогда президентом респуб-лики, пригласил меня в Чебоксары. В Чувашии дивные люди. Сначала я был один в совершенно чужом городе. Потом приехала жена, я перевез родителей. И теперь отсюда уже больше никуда не уеду - здесь могилы моих мамы и папы, чувашская земля стала мне совсем родной.
РГ: Знаю, что по отцу вы представитель древнейшей княжеской фамилии Грузии, состоящей в родстве в царицей Тамарой, супругой принца Мюрата Саломэ Дадиани, Ниной Чавчавадзе-Грибоедовой. А каких кровей ваша мама? И вообще, что в вашей жизни семья?
Дадиани: Мама тоже голубых кровей - из старинного польского рода Потоцких. Она была моим другом, самым лучшим и единственным на всем белом свете. Папа был очень жесткий человек, с ним у меня никогда не было близких отношений. Хотя он был интеллектуал, превосходно играл на фортепиано, у него было европейское образование. До революции папа несколько лет провел в Париже.
Я рос любимым ребенком в семье. Не избалованным, а именно любимым. Знаете, вседозволенность и свобода - две большие разницы. У меня всегда была своя точка зрения, и родители меня слышали. Это очень важно, когда ты говоришь и тебя слышат. Другое дело, что мое мнение могли не принимать, но всегда объясняли, почему "нет".
Когда мне стали известны истории обоих родов - Дадиани и Потоцких, стало понятно, почему для меня просто невозможно было совершить тот или иной проступок - "Не позорь фамилию!". Словом, узнав историю семьи, я понял в своей жизни все.