20.01.2012 00:06
Культура

Найдена пропавшая рукопись оперного режиссера Бориса Покровского

Столетие великого оперного режиссера Бориса Покровского
Текст:  Сергей Куксин Ирина Муравьева
Российская газета - Федеральный выпуск: №11 (5684)
Читать на сайте RG.RU

Он прожил 97 лет, застав еще Станиславского и Мейерхольда и продолжая творить в новом, XXI столетии.

Почти сорок лет жизни Борис Александрович Покровский отдал Большому театру, потом - созданному им Камерному музыкальному театру, поставил десятки спектаклей на разных сценах мира. Фактически это он создал в России профессию "оперный режиссер", организовал специальную кафедру в ГИТИСе, оставил после себя учеников и "метод". Его считали реформатором, потом консерватором, потом классиком, рыцарем оперы, наконец "великим стариком". Но его главным предназначением оказалось соединение времен, поколений, человеческих чувств в высоком и прекрасном мире, ради которого он жил целый век - в оперном театре. Сегодня Покровский стал легендой. Но "живой и абсолютно современной для нас", как говорит художественный руководитель Московского театра "Геликон-опера", народный артист России, заведующий кафедрой музыкального театра ГИТИСа, режиссер Дмитрий Бертман. Он уже отметил 100-летие мастера вечером "Покровское крещение" в "Геликоне" и теперь готовит сенсацию для любителей оперы. С ним и состоялся разговор обозревателя "РГ" о Борисе Покровском.

Дмитрий Бертман: Первое, что отличает Бориса Покровского от современной режиссуры, это то, что он занимался театром как институтом нравственности, как институтом морали. И искусство, подписанное его именем, всегда несло положительные эмоции, даже если это была трагическая по сюжету опера. Человек после спектаклей Покровского выходил заряженный эмоцией и с чувством просветления. Он был режиссер-просветитель - не только в смысле "просветитель умов", но и просветитель душ.

Смотреть фоторепортаж Сергея Куксина
Читать фрагменты найденной рукописи Бориса Покровского "Очевидное и спорное"

Сегодняшняя режиссура на другом языке говорит?

Бертман: Сегодняшняя режиссура говорит на языке негатива. Но я убежден, что всем нам надо переосмыслить ситуацию. Опера стала модной, и за это мы, режиссеры, должны благодарить Покровского - даже те, кто считает себя его антиподом. Ведь мы все полюбили оперу, благодаря театру, который видели в детстве, в юношеском возрасте. А это был театр Покровского: его "Евгений Онегин" и "Садко", "Князь Игорь" в Большом театре, его "Нос" и "Директор театра" в Камерном. Именно в его спектаклях мы полюбили певцов - Атлантова и Милашкину, Вишневскую, Синявскую, Архипову, Образцову, Нестеренко. И сегодня, когда в оперу снова стала активно ходить публика, когда на ТВ появились крупные оперные проекты, наступило для всех нас, оперных режиссеров, благотворное время. Но это время и ответственное, потому что успех может быть взят таким методом, что в результате подорвется доверие публики. Так что Покровский сегодня - это своего рода библия. Он проводник традиции. А традиция - это не балласт, это прогресс. Это перехват тех знаний, которые дали предыдущие поколения, и на базе этих знаний развитие дальше. Он протянул к нам традицию Станиславского, той русской школы, которая существовала, и показал путь дальше. Он оставил нам метод работы с оперой.

Покровский к музыке относился как к сверхчувственному моменту и считал, что режиссер, который не может делать анализ на музыкальном уровне, не имеет права ставить оперу.

 
Видео: Сергей Куксин

Бертман: Он абсолютно прав. И что бы кто ни говорил, любой драматический режиссер, ставя оперное произведение, выйдет раненым из этой битвы. Примеров много. Потому что музыкальная драматургия, сама музыка - это время. И артист в оперном театре действует ровно в то время, какое написал композитор. Драматический же театр построен на свободном времени, на зонах молчания. И это два принципиально разных подхода. Если приводить в пример Станиславского, Немировича-Данченко, Мейерхольда, то, являясь драматическими режиссерами, они были прекрасно музыкально образованы и владели музыкальными инструментами.

Почему же тогда Большой театр отверг Покровского, заставил его уйти?

Бертман: Иисуса Христа тоже распяли. Это повторяющаяся история. Революция убивает своих героев. И Станиславский, создав Художественный театр, свою систему, умирал практически в одиночестве. Это норма для человека, который свободен. То, что Большой театр изгнал Покровского, стало трагедией для самого театра, а не для Покровского. И если сейчас, задним числом посмотреть на эту историю, то мы увидим, что все не лучшие изменения, которые происходили с театром в последние десятилетия, связаны не со сменой дирекций, а с потерей творческого лидера. Покровский ведь был не только уникальным режиссером, но и уникальным хозяином театра. Он формировал репертуар театра, труппу, держал артистов в постоянной творческой форме. Причины этого конфликта были не творческие, а чисто бытовые: обиды, связи - то дьявольское, что существует в нашей жизни. Но для Покровского уход из Большого не был трагедией: у него был свой театр - Камерный, и он был счастлив со своими артистами. И сделал так, что созданный им театр был самым востребованным и в России, и в мире.

Он занимался театром как институтом нравственности. Он был режиссер-просветитель, просветитель душ

Как говорил Покровский, "чтобы создать свой театр, надо иметь нахальство". И таких нахалов он вокруг себя не видел, кроме Бертмана. Что его связывало с "Геликоном"?

Бертман: Он начал приходить к нам, когда о нас еще почти никто не знал, мы не были государственными и играли спектакли в маленьком зале на 80 мест. Это происходило в начале 90-х, когда вообще в театры никто не ходил. Но мы располагались на пути в консерваторию, и к нам заходили просто, когда шли мимо, из консерватории. Так к нам начали ходить Святослав Рихтер и Нина Дорлиак, Евгений Светланов, Геннадий Рождественский. И Покровский пришел к нам на "Человеческий голос" Пуленка, и после этого спектакля мы с ним долго разговаривали. С тех пор он стал смотреть все наши спектакли, встречался с труппой, обсуждал. И это он написал письмо в правительство Москвы, чтобы "Геликону" помогли приобрести государственный статус и бюджет. Так случилось, что последним его обращением в прессу за несколько месяцев до смерти также стало письмо в поддержку "Геликона", чтобы реконструкция нашего театра на Большой Никитской продолжалась. Его имя все время звучит в стенах нашего театра. И каждый молодой артист, приходящий в "Геликон", знает все постулаты Покровского: они звучат и цитируются ежедневно на репетициях.

Его спектакли до сих пор идут на сцене. В чем секрет?

Бертман: Покровский на встречах со студентами часто повторял: спектакль живет столько, сколько он должен жить. И это зависит от того, как он выкормлен молоком. Если хорошо выкормлен, значит, будет жить долго. Сегодня мы часто видим, как театр объявляет премьеру, а спектакль пройдет 5-6 раз и снимается. Значит, он плохо выкормлен. И еще: Покровский, кода ставил, всегда доверял композитору, музыкальной драматургии, заложенной в партитуре. Современные режиссеры часто доверяют только себе.

В последние годы жизни он ощущал себя тургеневским Лаврецким, наблюдающим жизнь со стороны, или все-таки пытался творить?

Бертман: Покровский ставил постоянно - даже, когда уже был слепой и плохо слышал. Разум его до последнего дня был идеальным. Он ставил спектакли у себя в голове. Помню, как Гергиев играл под ливневым дождем "Бориса Годунова" на Соборной площади. Мы сидели у Покровского дома и смотрели этот спектакль по ТВ. Покровский постоянно комментировал, как бы он сейчас сделал ту или иную сцену, придумывал новый спектакль. Знаю, что за день до смерти, когда он лежал в реанимации, он пытался вырваться оттуда, кричал: отпустите меня, мне нужно в театр! Он рефлекторно рвался в театр, потому что театр был главным в его жизни.

Какая новость нас ждет к 100-летию Покровского?

Бертман: Это абсолютная мистика. Известно, что Покровский очень легко расставался со своими спектаклями, жил всегда будущими постановками. Так же легко он писал книги, издавал их и больше не интересовался, писал новую. Так он написал большую книгу об опере где-то на рубеже СССР и новой России. Она не была издана, и он про нее забыл. Рукопись пропала. И вдруг - это мистика! - она обнаружилась в день открытия Большого театра! Соавтор Покровского Елизавета Дюкина переехала на новую квартиру, и ей вдруг позвонили рабочие и сказали, что в прежней квартире остался ящик. Там была рукопись. Мало того, еще и папочка со всем иллюстративным материалом, который сам Покровский подобрал для издания этой книги. Книга будет издана Фондом просвещения "МЕТА". Это привет нам от Бориса Александровича Покровского. Он гениальный режиссер.

Музыкальный театр Москва Столица