Хороший журналист должен быть и немного авантюристом. Отсутствие адреналина сушит не только мозги, но и материалы, привыкание к обыденной преснятине загоняет репортера в скучнейшие казенные рамки.
Путешественник Дима Шпаро со своей полярной экспедицией не давал скучать ни журналистам, ни, что главное, читателям. Отправляясь на покорение северных полюсов под высоким покровительством большой молодежной газеты, он попадал в полыньи, отпугивал белых медведей, боролся с разломами льдин, а также с бюрократами, которые ставили на пути преграды пострашнее ледовых торосов. Однако Шпаро с командой непостижимым образом вырывался на Север, покоряя свои полюса. Дима - один из редких везунчиков, которым удавалось в жизни все и вся.
И на Шпаро бывает проруха
Но в 1986-м фарт, казалось, закончился. Дима с друзьями в какой уж раз дошел на лыжах до очередной станции "Северный полюс-27". И вдруг проруха - лед на станции раскололся. Снимать героических ребят на обычных самолетах было невозможно. На помощь пришли летчики из Киева. Их новенький грузовой самолет Ан-74 только проходил испытания.
Меня, к великой моей радости, отправили на далекий Черский. Но прилет киевского гиганта затягивался из-за канцелярских согласований, и в ожидании прибытия чудо-самолета мы постоянно связывались с засидевшимся на СП Дмитрием, не понимавшим, почему спасение откладывается.
Из всего увиденного на Черском запомнились больше всего стаи пушистых бездомных и почему-то не агрессивных собак, а также представители местных этнических групп. В пору полусухого закона они, люди, яростно атаковали местный магазин, наскребая на пару лосьонов. Прямо на ступеньках винтом втягивали адский напиток и, пройдя несколько шагов, валились в снег. Удивительно, но никогда и в мороз не замерзали, отлеживались, поднимались и брели по домам.
Я гордо передвигался по Черскому в теплой форме полярной экспедиции, да еще в унтах знаменитого и хорошо знакомого полярного радиста Аккуратова. Однажды в аэродромной столовой строгий летчик вдруг подозрительно спросил: "Почему на вас унтяшки Аккуратова?" Я объяснил, и ко мне прониклись незаслуженным уважением. Показывали чуть не пальцем, мол, знает самого Аккуратова.
На Севере работает непонятно как устроенный беспроволочный телеграф, сообщающий наипоследние и почти всегда верные новости. По нему и узнали, что здоровенный самолет пробил наконец чиновничьи преграды и "летит из Киева на Черский за вашим Шпаро".
На волоске
Он действительно скоро прилетел - огромный и вызывающий уважение. Я опасался окриков, грубости, споров с экипажем. Ничего похожего. Знаете, в первый и, кто знает, может, и в последний раз в жизни я попал в дружную семью, где меня, невежественного в летных делах незнакомца, приняли как своего.
Мы должны были сделать непростое общее дело - снять людей с расколотой СП в экстремальных условиях. Летчиков Володю Лысенко и Сережу Горбика всячески отговаривали, зам. начальника летной базы Игоря Диомидовича Бабенко стращали летальным (не летательным) исходом, но мы с экипажем твердо стояли на своем, а Бабенко доказывал, что имеет все разрешения на принятия любых решений, и что остановить нас нельзя.
Я уговорил ребят взять меня на борт. Чтобы не нарушать каких-то инструкций, записали радистом. Я тогда впервые и увидел бортовую рацию.
Надо было приземлиться на расколотой льдине. Как мог это сделать самолет-гигант, было не понятно, хотя Бабенко и убеждал: чудо-птица способна и на такой подвиг. Все шло хорошо, я даже слышал, нацепив наушники, ведь радист же все-таки, переговоры, которые вели наши летчики. И вдруг понял: что-то не так. Уже давно должны были бы быть на СП, ан нет.
Спокойным голосом Бабенко осведомился о моем самочувствии и предложил подползти к окошку. "Видите эту темную струйку? Так вот, это выливается горючее из одного нашего мотора. Мы его не используем. Летим на других, поэтому так медленно. До СП не полетим, приняли решение возвращаться на Черский. Топлива должно хватить". Бабенко был само спокойствие: и я сразу проникся уверенностью, что долетим.
Нацепил наушники. "Летите на Жохова. Больше нигде вам не приземлиться. До Черского не дотянуть. Что если откажет другой мотор? - надрывались внизу военные с нашей базы. Но Бабенко ровным голосом, будто на рядовом совещании, сказал, что отвечает за этот полет именно он и решение принято.
Короче, мы приземлились в Черском благополучно. Только летели страшно долго. Механик быстро вскарабкался по лестнице к залитому горючкой фюзеляжу. Через секунду раздалось его недовольное, но без единого матерного слова: "Ну, какая же ерунда, но это же просто удивительно". И впрямь: тоненький, непонятно откуда взявшийся волосок, попал в головку колпачка, установленного на моторе. На диком холоде волосок впился в колпачок, тот не выдержал, треснул. Колпачок тотчас заменили. Из-за этого проклятого волоска на волоске оказались и все мы.
На следующий день услышал от одного из членов экипажа, что я - "не фартовый". Бабенко деликатно предложил мне на СП не лететь. Но я настоял. На льдине мой друг по КП Владимир Снегирев, Шпаро, его ребята... И меня взяли.
Летчики совершили подвиг, непостижимо приземлившись на расколотой льдине. Сергей Горбик пару раз выстрелил в небо из пистолета в знак победы. Мы обнялись со Снегиревым и со Шпаро, а ребята в жутчайший мороз загружали самолет добром своей экспедиции. Шпаро не хотел оставлять ничего - все в ту пору было в дефиците.
Награда нашла не героя
Несколько месяцев спустя неожиданно разыскали из министерства связи. Оказалось, самолет установил мировое достижение дальности полета при отключении одного из двигателей, а я летал на нем радистом. Торжественно наградили чем-то вроде почетного знака радиста, предупредив, что он поможет в будущем при оформлении персональной Всесоюзной пенсии. Это было хоть и приятно, но смешно. Да и будущая пенсия виделась уж очень далекой. Знак не помог - не потребовался, ибо вскоре распалось все, даже Советский Союз. Зато осталось чувство благодарности к летчикам, память о том самом полете, чувство, что раз Бог сохранил, может, и дальше поможет. Только дрейфить никогда не надо. Это не надо дрейфить очень потом мне помогло.
Раннее прощание
В то время я работал далеко от дома. Но у плохих вестей длинные ножищи. Узнал, что один за другим разбились оба пилота. И Сергей Горбик, и Владимир Лысенко. Летали в разных экипажах, но конец у двух ребят, Героев Советского Союза был один. Оба испытывали новые самолеты. Царство им небесное. А Игорь Диомидович Бабенко раньше даже позванивал из Лондона, куда занесла его судьба. Прислал английскую книгу, которую в Москве не купить, я отправил ему свою. А на Север я больше как-то не летаю.
Фото: РИА Новости