Наша собеседница - моя давняя знакомая Лора Гуэрра. Москвичка, жена поэта, художника, "защитника красоты" родного края - такова его государственная должность.
Многие фильмы Антониони, Феллини, Тавиани, Рози, Тарковского, Ангелопулоса сняты по работам "лучшего сценариста Европы" (премия 2004) Тонино Гуэрры. На его сценариях основано более ста лент. Последние десятилетия он живет в селении Пеннабилли в Романье. Там он создал свой дом и придумал свое пространство: сад забытых фруктов, памятник Феллини и Мазине, часовню Тарковского - она прислонилась к скале, куда словно ушел великий режиссер. Брошенные церкви превращены в маленькие музеи, материализованные обиталища "гениев места"; в одном - единственная картина, посвященная усатому ангелу. По инициативе Гуэрры очищена река Мареккья, а на стенах домов появились мемориальные доски о посещении далай-ламы и Папы Римского. Он постоянно придумывает что-то новое. А в России стали печататься стихи и проза Тонино в переводах его жены - улыбающейся женщины с лазоревыми глазами. Лора словно источает радость.
Счастливый мостик
- Я очень счастливый человек: случай ткнул в меня пальцем, и я всю жизнь хотела быть достойным этого выбора. Но осознала, насколько радостной была моя жизнь, только теперь. Моему любимому мужу более девяноста. Гении не стареют - но тело сдает.
Мое влияние, говоришь? Нет его. Есть симбиоз. Одно кровообращение - после 35 лет вместе. Какова моя роль? Я - мостик из России в Италию, из Италии - в Россию, это моя работа.
Как все, поначалу восхищалась Италией, развалинами Рима, статуями, полотнами, музыкой. Теперь все это уже прожито. Ощущение вечности в наших местах знакомо каждому крестьянину. Сосед Джанни - антиквар, цирюльник, верный друг - умеет открывать удивительное в обычном: "Смотри, вот эти запутанные тропинки на горке - "путь Юноны", по нему сходила жена Зевса. А эти желтые цветы видели еще этруски..."
У меня была интересная жизнь и до встречи с Тонино. Среди друзей - Ахмадулина, Высоцкий, Тарковский, Вознесенский, Аксенов, Параджанов... Дружила и с прекрасным режиссером Ларисой Шепитько, и с неуемной актрисой Микаэлой Дроздовской. Они все ушли.
Роман с Тонино повернул мою жизнь. Сначала все было трудно: лишь уважительная память о моем покойном муже Александре Яблочкине помогла мне сохранить работу на "Мосфильме". Мы начали жить вместе в Москве, и милиционеры дежурили под окнами. Когда было холодно, Тонино предлагал этим молодым ребятам выпить водочки, согреться... Мы старались не замечать и преодолевать поток злобы и глупости, хотя ее было предостаточно. Сначала не пускали меня в Италию - понадобилось "честное слово" Микеланджело Антониони и Гуэрры, что вернусь через 30 дней. По возвращении в Москву отношу тогдашнему киноначальнику Ермашу подаренные Феллини книги. "Была в Италии?" - "Была". - И угрожающе: "У Гуэрры такие дамы были до тебя и будут после, а здесь ты можешь все потерять". Может, думаю, Тонино устал от моих восторгов за месяц в Италии! Нет, звонит в Москву: "Подготовила документы?" - "Какие?" Он кричит: "Я развелся с женой, потерял 75 процентов состояния, а ты не собрала справки!" Я думала, он приглашает снова посетить Италию - оказалось, это была форма предложения руки и сердца.
Рим и элита
Когда в 1976-м в дубленке и ушанке я впервые приехала в Италию, и сразу - в Рим, это был шок. Предрождественские огни на улицах, дом с огромной террасой, окруженной мандариновыми, апельсиновыми деревьями... Это были лучшие годы итальянского кино и звездные годы Тонино. По словам одного критика, "ум и воображение Гуэрра прошли красной нитью через весь итальянский кинематограф". Он начал работать с Антониони и написал для него 12 сценариев: среди них "Приключение", "Красная пустыня", "Блоу-ап", "Над облаками"...
На шестой день Тонино решил познакомить меня с друзьями. Советский человек, я была полна страхов и комплексов. Потом была встреча с Федерико Феллини и Джульеттой Мазиной, там присутствовала и писательница Наталия Гинзбург. Тонино напутствовал меня фразой: "Только не скрывай от Феллини, что я тебе нравлюсь!". Я понимала, что нахожусь в ресторане "У Чезарины", и ясно чувствовала, - среди гениальных людей. От смущения не могла есть. Горящая сигарета оставила след в дорогом пальто, и думала только о том, как рукой стыдливо прикрывать дырочку. Сочувственно наблюдая за мной, Мазина в конце трапезы завернула мне с собой еду, как родная...
Подарком стало и первое путешествие по Италии. Когда я впервые оказалась с Тонино в машине, которую Антониони вел на скорости 200 км в час, то непрерывно пищала от ужаса! Первые ощущения от зимней Италии: цветущие в январе незабудки, Флоренция, гармония холмов и архитектуры Тосканы, изысканность Портофино. Во всем - великолепный вкус, изящество. Легендарные имена стали для меня живыми людьми, я узнала касту великих людей-богов. Сначала удивляло, что эти великие, на которых я не могла налюбоваться, не говорили о чем-то особенно значительном. О еде говорили так же вдохновенно, как о книге. Да, в гостях у Альберто Моравиа серьезные беседы были уместны, но зря тратить слова там не принято. Мне кажется, мы более говорливы и менее продуктивны. А у жителей Средиземноморья главный импульс - созидание. Потому там столько рукотворных чудес.
Мир и война с Андреем Тарковским
А вот это был уже мой подарок Тонино: в Москве я познакомила его с Андреем Тарковским. Гуэрра (по-итальянски - "война") был в восторге от материалов снимавшегося "Сталкера", где метафизическая реальность создана простыми средствами. Рисунок, который подарил Тонино, Андрей положил в кадр в сцене медленного разглядывания, что несет вода, поток времени... Им было интересно узнавать друг друга. Словно опознавая, спрашивали: "А тебе что нравится?" - "А что не выносишь?" - "А я люблю ветер!" Я им переводила. Они понимали, что искренние беседы лучше вести вне дома. В комнате же делали мне знак глазами, и, чтобы избежать подслушивания, я закрывала телефон подушками.
Однажды Андрей сказал, что все, что можно сказать в отечестве, он уже снял. Теперь хотел бы говорить со всем миром, хотел бы снимать в Италии, с Тонино. Нас начали особенно внимательно "сопровождать", подслушивать. Надо было искать новые пути для Тарковского. Был придуман повод - документальная лента об Италии. Три года власти задерживали отъезд режиссера из СССР, но и там не давали снимать то, что он хотел. Характерный разговор происходил из-за обвинений "в связи с Тарковским". "Мы его вам вручаем, товарищ Гуэрра, вы за него отвечаете", - увещевали Ермаш, Сизов и другие начальники. "Как можно? Кто я ему, отец?" Наконец, под нажимом директора итальянского телевидения Серджио Дзаволи Андрея выпустили для съемок фильма "Время путешествия".
В Риме Тарковский жил в гостинице "Леонардо" на любимой им улице Кола ди Риенцо, но чувствовал себя одиноко и целые дни проводил у нас. Переводя их разговоры, я была как груша для битья между двумя боксерами! И кормила их, и выгуливала...
"Ностальгия" рождалась в путешествии во время съемок. Тонино говорил: ты должен наполниться Италией, потом отвергнуть ненужное тебе и родить свой мир. Фантазируя, создавали персонажей. Возник образ непонимающего человека: переводчицы-псевдоинтеллектуалки. Андрею нравилось все, кроме итальянских женщин, казавшихся расчетливыми. Его привлекали вспаханные поля. Тонино спросил, отчего Тарковский так долго смотрел на них. Андрей ответил: они всюду одинаковы. Отсюда - ностальгия, именно в русском значении "тоска по родине". Оттого герой фильма Горчаков не может принять всем сердцем прекрасное, волнующее, но не свое.
К Тарковскому отпустили только жену, и то не сразу, а сыну выезд из СССР запретили. Они ему звонили и рассказывали, где они, что видят, а он в Москве следил по карте.
Как-то на ужине под Римом Феллини нарисовал человека на лодке, напуганного снующими в волнах акулами, и спросил Тарковского, как ему работается с Тонино? Андрей ответил пафосно: "Работа с поэтом не может быть плохой". Феллини опустил глаза и хитро улыбнулся Тонино: мол, я должен был сказать это первым. Андрея же жгла озабоченность; уезжая, не знал, вернется ли сюда. "Почему ты так трагичен? - успокаивал Федерико. - Живи, радуйся этому моменту". В этом эпизоде - все различие их искусства. Ироничный, сверху вниз, взгляд на трогательную игру людей-марионеток - у итальянского гения. Трагическое ощущение жизни - у русского. Потому в "Ностальгии" герой вглядывается, но не видит, не читает те знаки, которые подает святая Катерина Сьенская. Потому в "Жертвоприношении" человек, все имевший, сжигает свой дом, любит последнюю дурочку, чтобы мог родиться Спаситель, отодвигающий конец света...
Многие режиссерские находки рождены опытом итальянского искусства. Феллини посоветовал снять мистический, дымящийся туманом бассейн в зачарованном местечке Баньо-Виньони. А сколько впитано любимых мест Тонино, - бухточка разбойников на Амальфитанском побережье, где на скалах террасами растут апельсиновые деревья, красная земля Пульи.
Гуэрра подчас додумывает за друзей их жесты, несовершённые поступки, внутреннюю правду которых он ощущает. Например, ему слышалось, как Феллини, уходящий из жизни, говорил, что чувствует запах пассателли, которые делала его мать... Он потому и не стал режиссером, что щедро одаривает своими образами, доверяя метафоричности слова, а не буквальности изображения. Для Антониони он придумал эстетику белого на белом, для Феллини - пластиковые глянцевые волны в фильме "И корабль плывет"... Всего не перечтешь. Однажды вечером Тонино обратил внимание Тарковского на то, как первые редкие капли дождя упали на противоположную стену и оставили непонятные знаки, - так мог начинаться фильм! Все отдав, Гуэрра обычно не присутствует на съемках; лишь на площадке фильма "Над облаками" он всегда был рядом с парализованным Антониони.
Тарковского в Италии наградили премией, Моравиа взял у него интервью, он был окружен любовью друзей Тонино, хотел здесь купить дом. Однажды он сказал, что надо работать над новым сценарием. Они шли к "Жертвоприношению", делая наметки замысла. Но тут сгустились тучи. Нам дважды отказали в визе в Россию - из-за Андрея. Тогда Тонино с Андреем сговорились: сделаем вид, что поссорились. А потом будем снова работать вместе. Тарковский согласился. Но в 1984-м Тонино пережил, слава богу, тяжкую операцию. А у Андрея опухоль оказалась злокачественной; его погубило гонение.
Поворот к земле
После болезни и операции Гуэрра вернулся к своим истокам, к стихам на романьольском диалекте, к корням, простым орнаментам, рисункам для полотенец, тарелок. Последние десятилетия и у меня вместе с мужем шло "обратное движение": от Рима с его звездной элитой, - к простым и великим тайнам земли.
Городок, где живем, находится в горах над его родным Сантарканджело. Когда Тонино приехал сюда, он начал создавать свой поэтический эпос, свой миф, памятник народу и его мудрости. Прошла это вместе с ним. Надо "прожить" землю, многократно трогать почву, упасть на нее. Полюбить ее сухость, бедность, а не только роскошные плоды. Так пришло понимание корней Италии и мира моего мужа. В детстве он жил в деревне на улице Верди. Не на Красноармейской, и даже не на Мосфильмовской! Верди - естественная реалия для односельчан. Если мальчик получал плохую отметку, идя домой, он выпевал свои чувства мелодией из оперы! Крестьяне в траттории за солеными бобами с вином пели арии из опер - родное, близкое. У них с детства иное восприятие холмов, гармонии, самих себя, они в единстве с тем, что нам кажется элитарным.
Да, сюжеты Тонино рождены народной мудростью и вошли в духовный опыт нации. Влияние Тонино ощутимо и в России, где почти век равнялись на нравственные максимы Льва Толстого. Во Франции многое в ХХ веке определяла литература. А в Италии того же периода камертоном было кино. Оно на много лет вперед дало направление мысли. И нравственную религию народу во многом дали фильмы, сценарную основу которых создавал Гуэрра. Он выстраивал миры многих режиссеров, им всем был нужен.
Защитник красоты
Тонино дали официальную государственную должность в провинции Римини: он стал первым "защитником красоты", назначенным в Италии. Нарисовал плакат. Ключевая его фраза: "Для меня красота - это уже молитва". Кто служит красоте, воспевает ее - уже молится. Недавняя реклама, сделанная Тонино для фирмы Бегелли, посвящена пропаганде солнечных панелей и призыву стараться не пачкать свою землю. Им придуман лозунг: "Нефть Италии - это ее красота". То есть нашим главным богатством является культурное наследие предков!
А главное - он не устает создавать, придумывать. Говорит: то, что сочинял и рисовал прежде, уже могу делать и во сне, а хочу иного. Потому творит новые картины, называя их "цветными рассказами". Создает новые видения - теперь на металле. Перед ним держат гибкий металлический лист, на него он наносит рисунок. Подчас - со специально воссозданной патиной, ржавчиной. Еще он придумывает фонтаны. Недавно открылся в Сан-Марино новый фонтан - очередной из его "водных фантазий". Он именуется "голос камышей": 42 стройных металлических ростка с продолговатыми листьями, стоят дружно, а впереди - огромное стеклянное яйцо. Вода струится по металлическим камышам.
Гуэрра не оставляет своим вниманием мелочи, мимо которых мы обычно проходим. Рождает орнаменты для бытовых вещей, продолжая народные традиции. Придумывает решения простые, но необычные. Соединяет несоединимое: в свежую поверхность фрески погружает на время некоторые предметы, а углубления, получившиеся при этом, раскрашивает, и получается удивительно! Он назвал это "следы Тонино Гуэрра".
У него есть соратники. Один, кузнец, реализовал недавнюю идею Тонино для городка Чезенатико: огромный "лес", как собор из металлических листьев, в которых на просвет открываются маленькие кресты, словно проеденные временем. Он же, по замыслу Гуэрра, выковал фонари-персонажи - словно немые свидетели последнего пути Толстого. Помощники воплощают на полотне огромные картины, фантазии Тонино. По его рисункам созданы мебель, керамика, орнаменты на тканях: их делают растительными красками по вековым технологиям.
Перевод - форма совместного бытия
Впервые за перевод меня поблагодарил еще Моравиа. Но издавать книги в моем переводе ("Семь тетрадей жизни", 2007; "Одиссея поэта. Лора переводит Тонино", 2010, и другие) стали недавно. У меня хватило сил учиться. Фактически я заново родилась с Тонино, уже взрослой. Всем говорю: знаю, как жила Золушка после свадьбы. И за эту вторую жизнь я благодарна мужу. Совместная с ним судьба - это и миссия, и каждодневное стремление тянуться за ним.
Как Тонино отнесся к моим переводам? Очень хорошо: он же не может их оценить! Я всегда была первой слушательницей его сочинений. Хотя ему нужен не советчик, а некая стена. Любая реплика - и он сердится, надо молчать. Знаешь, мы не были постоянно сиамскими близнецами, как казалось, когда я его переводила на сцене. Мы свободны, иногда даже путешествовали отдельно. Но сейчас... Все более проникаюсь его мыслями, жизнь идет "в поисках Тонино", в додумывании, осмыслении им сказанного, сделанного. Где теперь такие неравнодушные, душевно активные люди, как он?
В декабре вышла книга его новых рассказов. Интересно, что он назвал ее по заглавию моего перевода: "Солнечная пыль". Теперь перевожу его пьесы - сколько там замечательного! А есть еще неопубликованные вещи, сценарии. По нашему Пеннабилли ходим и ездим, пока можем, по окрестным горам и городкам, всюду находя красоту. Созерцая или создавая красоту, словно ставишь крест по усопшим друзьям, радуешь их. Из памяти ушли все недостатки, осталось только счастье от общения с ними. И - благодарность. Слушаю рассказы Тонино в сотый раз и мечтаю: только бы они не затихли, только бы длилось дыхание...
Эфемерна наша жизнь. Бьется керамика, рушатся стены. Но Тонино от этого не страдает: он по-прежнему весь - мысль и созидание.