Ученый-физик Анна Андреевна Тихонова познакомила меня с редкой поэтической антологией из библиотеки своего деда, известного в начале ХХ века учителя-словесника Василия Васильевича Голубкова.
Листая эту антологию, нельзя не думать о том, что такое поэзия во времени и время в поэзии.
Антология вышла в апреле 1918 года в Москве в издательстве "Зерна". Если вспомнить, каким был тот год для России, то название книги кажется вызывающим: "Весенний салон поэтов". Уже лютовало братоубийство и рушилась тысячелетняя империя, а на обложке рыжеволосая дева манерно ступает по лужицам в модных туфельках.
Сборник открывается списком участников антологии. Серебряный век в полном составе. Пройдет всего несколько лет, и пути тех, кто мирно соседствует в одной книге, навсегда разойдутся. Одни погибнут за свои убеждения, другие окажутся в эмиграции, третьи останутся на родине, чтобы разделить все горести со своим народом, четвертые в ослеплении воспоют новую власть...
Но пока они рядом, под одной радужной обложкой: Анна Ахматова и Марина Цветаева, Александр Блок и Борис Савинков, Владимир Маяковский и Константин Бальмонт, Николай Гумилев и Вера Инбер, Георгий Иванов и Валерий Брюсов, Елизавета Кузьмина-Караваева и Сергей Есенин, Игорь Северянин и Осип Мандельштам, Иван Бунин и Борис Пастернак...
Мы многое знаем о том роковом времени, и поэтому невольно ждешь от стихов 1918 года отголосков происходившей трагедии. Большевикам было пока не до поэзии, книги выходили без цензуры, и можно было честно свидетельствовать перед людьми и Богом.
Но в предисловии на особенность момента указывает лишь одна фраза: "Новые стихи, благодаря теперешним трудностям почтовых сообщений, взяты только у поэтов, живущих в Москве..."
Кажется, что эта книга собрана под каким-то гипнозом. Или по негласному договору: делаем вид, что ничего не происходит.
Вот строки с первых страниц: "Потекут в осеннем хмеле, как крепкий мед, веселые недели...", "Нет ничего в душе моей, чтоб людям рассказать...", "И кто ни победит, победа будет наша...", "Я не смею больше молиться...", "Но забыли мы слова для призыва и молитвы...", "Не настало время молиться...".
Читаешь и глазам своим не веришь, и до слез жалко тех, кто писал и читал эти строки. И хочется крикнуть туда, в 1918-й год: как же так - "не настало время молиться"! Четвертый год мировой войны, брат ополчается на брата, родина уходит из-под ног, а молиться еще не время?
Оказывается, и тогда лозунг "Возьми от жизни все!" заглушал и мысли, и чувства. И так же, как сегодня, люди пробовали лечиться от депрессии "шопингом".
Часто тянет отдаться
радостям вздорным,
Влечет магазинный,
лоскутный рай...
Столько великих, легендарных имен в этой почти 200-страничной книге, но лишь несколько стихотворений, в которых вздох не о себе, а о гибнущей родине.
Низко-низко небо пустое,
И голос молящегося тих:
"Ранят тело Твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах Твоих..."
(А. Ахматова)
"Что-то в мире происходит. //Утром страшно мне раскрыть // Лист газетный..." Это Блок. И у него же: "От дней войны, от "дней свободы" // Кровавый отсвет в лицах есть..."
Взятые в кавычки "дни свободы" уже говорят о прозрении. Но это прозрение упавших духом, это обреченность. "Как тяжело ходить среди людей // И притворяться непогибшим..."
Николай Гумилев:
Та страна, что могла быть
раем,
Стала логовищем огня...
Туда, в восемнадцатый год, нам уже не докричаться и никого ни о чем уже не предупредишь. Моя рецензия опоздала почти на сто лет. Но не поздно еще понять: а что происходит с нами? Не скажут ли и о нас потомки: "Почему наши деды и прадеды были так слепы и глухи? Почему они так бездумно играли словами? Почему они так любили ходить на митинги, но не любили думать? Где, на каких путях, они потеряли веру? Как они могли прятать голову в песок, когда все уже было очевидно?.."
...Их мало. Их, может быть, трое. Да еще 19-летний Георгий Адамович.
Опять, опять лишь реки
дождевые
Польются по широкому стеклу,
Я под дождем бредущую Россию
Все тише и тревожнее люблю...
Дмитрий Шеваров
P.S. А как вы считаете: может ли поэзия быть камертоном своего времени и отзываться сердцем на происходящее? И есть ли сегодня в России такие поэты?