Когда читаешь стихи Ларисы Миллер ("Четверг пока необитаем". М., Время, 2012), первое, что приходит на ум, в них нет ничего от современной модной поэзии. Ни заезженного "под Бродского" размера, ни многословного нерифмованного пространства, ни расплывчатого содержания, где обо всем и ни о чем. Эти стихи очень конкретны. О чем же они? Казалось бы, о простых вещах:
"Здравствуй, утро. Ну как тебе нынче светалось? / Здравствуй, сойка. Ну как тебе нынче леталось? / Мой любимый, ну как тебе нынче спалось? / Разве это не чудо? Всё снова сбылось: / Вновь на свете и лето, и утро, и сойка, / Деревянная лёгкая наша постройка".
Но простота эта обманчива. Это стихи о самом главном, о жизни, смерти, о первозданности каждого следующего мгновения бытия:
"И вроде творит Он спустя рукава, / Но как у Него зеленеет трава! / И вроде творит Он, что прежде творил, / Но как вешним солнцем Он всё озарил / И как убедил очарованных нас, / Что, мол, осенило его лишь сейчас!"
И об этом же, о непрерывно продолжающемся творении нового, неизведанного и неизвестного мира, и стихотворение, давшее название книге:
"Четверг пока необитаем. / К нему мы только подлетаем, / И гаснет окон череда. / Это кончается среда. / И вот уже мы близко вроде / К чему-то, чего нет в природе".
В стихах Ларисы Миллер, как она сама говорит, нет "ни интриги, ни погони, а лишь снежинка на ладони". Ее главные собеседники - это куст жасмина, ветка в окне, по-цыплячьи желтая мимоза, воронья стая, лето, весенний луч.
"Я в движение мир этот не привожу. / Я в нем просто лежу, и сижу, и хожу, / Просто воздух и солнце его потребляю, / С чем себя каждый раз от души поздравляю. / А сегодня при виде небесной каймы / Горстку слов у него попросила взаймы".
И даже несовершенный глагол становится для поэта источником вдохновения.
Большое место в книге занимают стихи о хрупкости и скоротечности жизни и о неотвратимости смерти. Большинство людей со временем привыкает к мысли о смерти, смиряется с ней. А наш поэт борется и пытается противостоять смерти. С трогательной настойчивостью пытается она замедлить или остановить мгновение:
"Упрямо пытаюсь вписаться в пейзаж, / Стать частью опушки иль частью поляны, / Чья гибель не входит в ближайшие планы / Создателя нашего".
Поэт заражает читателя неистребимой верой в спасительное чудо, способное в последний момент предотвратить самое страшное. Вера эта восходит к детскому опыту: "А круг, на котором я плавала, быстро спустил. / Мне лет было мало, я плавать совсем не умела, / А мама не видела, мама на солнышке млела, / А я всё барахталась и выбивалась из сил, / Пока не нащупала пальчиком правой ноги / Спасительный камень в одёжке из скользкого ила. / ...Никак не пойму я, что в жизни случайностью было, / Что Божьим ответом на сдавленный крик: "Помоги!"
Поэзия Ларисы Миллер возвращает нас к первозданному детскому восприятию мира. Она и сама зачастую глядит на мир глазами ребенка: "Здесь все хорошо. Хорошо проиграть, победить / Примите меня. Я согласна всё время водить".
В мире, где "вход бесплатный, а выхода нет" против смерти у нее есть оружие. Бог дал ей редкий дар - умение быть счастливой.