К 125-летию Петра Васильевича Митурича Третьяковская галерея подготовила выставку, где представила графическое наследие художника из своих запасников. Несмотря на то что в экспозиции всего 60 рисунков, карандашных и тушью, скромной ее никак не назовешь. Хотя бы потому, что здесь можно увидеть знаменитую "Санталовскую серию". Она была сделана в 1922 году в последние дни жизни Велимира Хлебникова, который, как пишет Митурич в одном из писем, "29 июня в 9 часов утра ушел с земли в деревне Санталово Новгородской губернии".
Судьба Петра Митурича тесно связана с судьбой поэта. Петр Васильевич был тем человеком, который заботился о Хлебникове в последние месяцы жизни поэта. Он хоронил первого "Председателя Земного шара", нарисовав на крышке его гроба планету Земля. Он оставил точное описание последних дней и часов поэта. Тогда же он сделал два портрета Хлебникова. Один - за день до смерти, уже впавшего в забытье, на этом листе он записал и последнее слово Велимира "Да". Другой - на смертном одре из деревянных досок, на фоне бревенчатой баньки.
Сидя в забытой богом деревне в старой бане, он рисует умершего друга пером и кистью, используя "тушь, графитный карандаш, белила". Помимо тщательности рисунок поражает странным ощущением монументальности и спокойного величия. Не случайно искусствовед Михаил Алпатов увидел в нем сходство с иконографией гольбейновского Христа. Другие исследователи, в частности внук Сергей Митурич, проводит параллели с эскизами "Надгробного плача" Врубеля для росписей Владимирской церкви.
Это умение сочетать точность бытовых подробностей с лаконичностью рисунка и монументальностью оставляет очень сильное впечатление. Оно тем сильнее, что Митурич не делает, кажется, ни одной попытки подчеркнуть виртуозность своего мастерства. При этом тут нет отстраненности автора. Речь не о дистанции, а о нежелании, неуместности выражения собственных чувств художника в столь важный момент. Его графика оборачивается эпосом в духе столь любимой им "Песни о Гайавате". Любимой и важной для Митурича настолько, что на похоронах Хлебникова он с тремя деревенскими жителями закуривает "трубку мира" и рассказывает "мужикам про друга Велимира, Гайавату, который также заботился о всех людях полсвета, а Велимир о всем свете, в этом разница".
Не менее любопытно, что эпическую точность с лирическим напряжением Митурич умеет сохранять во многих других рисунках, будь то "Семейный портрет" (1914), "Комнатные цветы" (1948), аскетичный "Заборчик" (1950-х) или пейзаж "Акулинино. Свиньи" (1955). При виде этих работ понимаешь, о чем писал Митурич в письме своему ученику: "Как можно меньше изобразительности и картинности, фальшивой законченности композиции". Тут действительно всего "меньше". Даже пространства часто вроде бы и нет - вместо него белизна листа. Но фантастика в том, что предметы, написанные черной тушью, и создают это пространство. Так, жерди забора, перечеркнутые перекладиной и срубленными стволами у основания, оказываются одновременно границей горизонта. Они делят лист на "небо" и "землю".
Тема "неба" и "земли" для Митурича неразрывно связана с темой полета, с конструированием моделей летающих аппаратов, которые бы поднимались в воздух за счет маха крыла. На выставке можно увидеть набросок такого аппарата (1918), который похож гибрид велосипеда с планером. Впрочем, дело не только в конструировании. Идея полета была для него настолько органична, что даже в обращении к детям "Трудовых школ Северной коммуны" осенью1918-го он пишет: "Мы вам покажем, как идут часы, трамваи и целые поезда, мы будем учить Вас летать". Интересно, что на рисунке "Школа" (1918) и у круглоголовых стриженых учеников, и у учительницы руки оказываются похожи на силуэт птичьих крыльев. Для Митурича поэтический образ полета как творчества и математические расчеты инженерных моделей оказываются одним целым. Мир природы и человеческих изобретений не разделены для него китайской стеной.
| |
| Видео: Виктор Васенин |