К финишу "Фотобиеннале-2012" обретает второе дыхание. Среди выставок, которые открылись в Мультимедиа Арт Музее, - проекты, посвященные Ингмару Бергману, ландшафты, снятые Вимом Вендерсом, и Нью-Йорк 1983-1993 годов, увиденный глазами Ай Вэйвэя, одного из самых влиятельных китайских художников сегодня.
"Театр - это как законная жена, а кино - великолепное приключение, дорогостоящая и требовательная любовница", - говорил Ингмар Бергман. На Волхонке в ММАМ можно увидеть фотографии, которые запечатлели отношения великого шведа с этими двумя дамами сердца.
На самом деле "бергмановских выставок две. Одна из них представляет "Человека, который задавал трудные вопросы" (так часто называли Бергмана) и его космос. Горизонт этого космоса, с одной стороны, бесконечен, как Балтийское море, когда на него смотришь с острова Форё, самого удаленного от материка. Это тот самый остров, где Бергмана построил дом и который стал его любимым местом на Земле. Дальше сбежать было просто невозможно, если ты не человек-амфибия. Именно вид на пустынное, продуваемое холодными ветрами побережье Балтики, который открывается из окна дома Бергмана на острове Форё, встречает зрителей ММАМ. С другой стороны, космос Бергмана расчислен, выстроен, организован. И потому архитектор Андерс Рабениус, выступивший куратором выставки, попробовал классифицировать мир Бергмана, создать что-то вроде его периодической таблицы. Всего элементов 32 - половина клеток шахматной доски. Среди них попадаются самые неожиданные, включая "мыло" и "волшебную флейту". Каждый из "элементов" представлен фрагментами фильмов и интервью. Они проецируются на пять тонких двухсторонних экранов, что наподобие листков свисают с "дерева" кинематографа, в сетчатый "ствол" которого упрятаны проекторы.
Получился совершенно замечательный объект: полуреальный-полувиртуальный, отсылающий к органической природной жизни и радующий изящными техническими решениями. Среди последних - "звуковой душ", который позволяет зрителю без помех слушать трансляцию только с того экрана, перед которым он стоит. Невидимым и неназванным элементом оказывается юмор, который скрепляет все 32 элемента. "Я не уверен, что время существует", - этой цитатой из Бергмана начинается тема "Время". А завершается она фотографией обложки журнала Time 1960 года, который вышел с портретом Бергмана. Иначе говоря, может, время и не существует, может, оно, как уверяет Бергман, лишь полезное изобретение человечества, созданное для удобства ориентации, но обложка Time 1960 года - существует. И Бергман как лицо Time - тоже. Игра слов превращается в игру образов. Вполне в духе Бергмана.
Второй проект представляет фотографии режиссера на съемках и во время работы в Королевском драматическом театре в Стокгольме. Фотограф Бенгт Ванселиус снимал Бергмана в этом театре более 20 лет, до 2003 года. Среди его фотографий - Бергман, потрясающий кулаком перед молодыми статистами на репетициях "Вакханок" Еврипида; сосредоточенный, сжимающий руку актрисы, которая в сцене "Зимней сказки" Шекспира должна разрыдаться; или - стремительно бегущий по сцене с каким-то знаменем в руках. "Он никогда не позировал. У вас всегда был только один шанс сделать снимок" - объясняет Бенгт.
- Его очень любили актеры, команда, работающая в театре, - рассказывает Ванселиус. - Но если журналисты пытались проникнуть в репетиционный зал, он бывал в ярости. Бергман был очень закрытым человеком. Редко соглашался на интервью. Он воспринимал репетиции как приватную часть жизни. И не выносил вторжения в этот мир. Но люди, которые заявляли, что он ужасен, чудовищен, никогда не принадлежали к его театральной "семье". А с нами он был совсем другим. Он защищал актеров. Он горел работой. Но при этом он обожал играть, много шутил, даже если исполнялись самые ужасные роли. Работа с ним доставляла невероятно много радости.
Вы как фотограф принадлежали этому миру?
Он был очень добр со мной. Но начало, надо сказать, было крутое. Я был ассистентом профессора в университете фотографии в южной Швеции, когда меня в 1984 пригласили работать в Королевский драматический театр снимать бергмановские постановки. Я обрадовался: снимать самого Бергмана! Но я не мог приехать прямо на следующий день на репетиции "Фрёкен Жюли", поскольку нужно было уладить дела в университете. Я объяснил, что приеду через неделю. Потом оказалось, что продюсер Бергману об этом ничего не сказала. И он время от времени спрашивал, куда подевался этот чертов фотограф...
Наконец я приехал и утром пораньше отправился в театр. Надо же подготовиться к съемкам... В то время никаких мобильных не было. Я вышел из дома, не подозревая, что дома телефон разрывается. Меня пытались предупредить, чтобы я ни в коем случае не появлялся, потому что Бергман совсем не в духе. Только не в это утро! Но именно в это утро я и пришел в театр. Огляделся, увидел два лифта, большой и маленький. Выбрал маленький, в который уже вошла уборщица, маленькая турчаночка. Нажимаю кнопку, и тут дверь распахивается и в лифт, как ураган, влетает Бергман. Я ему радостно так говорю: "Доброе утро, я ваш новый фотограф Бенгт". Он меня просто испепелил взглядом и начал с ходу орать. Короче, ураган бушевал на полутора квадратных метрах лифта. И без того крохотная уборщица стала просто испаряться на глазах. Я в свою очередь страшно разозлился. "Это чертовски теплое приветствие человеку, с которым вы, возможно, будете работать вместе очень долго", - сказал я Бергману. И он вдруг остановился и сказал: "Прости, Бенгт, добро пожаловать. Я не сержусь на тебя. Увидимся в репетиционном зале".
После этого дня двери для меня были открыты. Иногда репетиции были напряженными, актеры плакали, но я мог оставаться. Если я подходил слишком близко, он мог просто обернуться и посмотреть на меня - я отодвигался подальше. Я был как муха - повсюду. Ни одного резкого слова за 20 лет.
Были ли ситуации, когда он контролировал фото?
Да. Он всегда выбирал снимки, которые предназначались для театра и прессы. По крайней мере, в моем случае мы выбирали вместе. Снимки, где он был снят, Бергман обычно просил не использовать. Потом, правда, махнул рукой: ну, ладно, эти вроде ничего. Это не цензура. Просто он хотел быть уверенным, что использованы лучшие фотографии.
Каков был принцип отбора?
Ему нравились драматические фотографии, где в центре - действие. Как-то он мне сказал: "Бенгт, теперь я не снимаю фильмы, у меня нет крупных планов. Мой close up - это твоя съемка актеров на сцене". Это была шутка, конечно. Но крупные планы он действительно любил. Он тяготел к миру кино, даже когда работал в театре. В театре режиссер сидит в 25 метрах от сцены. А когда я приносил крупные планы игры на сцене, он смотрел внимательно, а потом мог сказать актрисе: "Ты должна быть помягче с героем".
На вас как фотографа влияли фильмы Бергмана?
Нет. Когда я студентом смотрел его фильмы, они мне казались слишком трагичными. В 1960-е в Швеции Бергмана не считали гением. Это потом люди стали говорить, что он изменил их взгляд на жизнь. Это теперь без трехчасовой версии "Фанни и Александр" по шведскому ТВ рождество не рождество. А раньше его и в киношколах не знали.
Если попытаться описать Бергмана в двух словах, то что бы вы сказали?
Он был просто помешан на контроле. Он контролировал все. Текст, актеров, пресс-материалы. Он был добр с нами. Потому что каждый был важен. И каждый это чувствовал Ты просто из шкуры вылезал, стараясь все сделать как можно лучше. Конечно, если ты пытался схалтурить, знаете, улизнуть пораньше, то получал по полной. Тогда провинившийся ворчал: "Этот ужасный старикан вечно все хочет держать под контролем". Но зато потом он никогда не винил никого, если что-то было не так. Никогда не говорил: "Ну, этот пресс-релиз (или фотография, или декорация, или костюм) мог бы быть получше". Он всю ответственность брал на себя.
А главное - с ним было потрясающе весело работать. Это стоило всего - и несостоявшегося профессорства, и разрушенной семейной жизни. Работа в театре, тем более с Бергманом, это и была жизнь!