В издательстве "Книжный клуб 36 6" вышел посмертный роман "Жизнь моя, иль ты приснилась мне..." Владимира Богомолова, легендарного русского писателя ХХ века, автора повестей "Иван" и "Момент истины".
Богомолова не зря считали мастером молчания. Он писал по несколько строк-слов в день, но из этих строк складывались великие произведения. В литературу он вошел в 1957 году со своей повестью "Иван". Через шесть лет написал повесть "Зося". И только через одиннадцать лет, в 1974 году, вышел его роман "Момент истины", также известный по фильму "В августе сорок четвертого...".
Первые черновые наброски романа "Жизнь моя..." были сделаны Богомоловым в начале 70-х годов, завершить его он планировал к середине 90-х. Но так и не успел довести роман до публикации. При жизни автора из этого 800-страничного произведения вышло несколько повестей. И вот спустя девять лет после смерти Богомолова роман впервые публикуется в его наиболее полной редакции, подготовленной вдовой писателя.
О том, как создавалось это произведение, и об особенностях личности его создателя, которая при жизни многим казалась загадкой, мы поговорили с вдовой писателя Раисой Глушко.
Раиса Александровна, при жизни Владимир Осипович успел опубликовать лишь две повести (именно так называл их сам автор. - Прим. ред.) из романа "Жизнь моя, иль ты приснилась мне..." Закончен ли он, на ваш взгляд?
Раиса Глушко: Владимир Осипович рассказывал, что пишет свои произведения с конца. И в этом романе эпилог был навеян событиями развала Союза, страны. В этот емкий текст он вложил все, что пережил за свою жизнь. Но не все материалы вошли в роман, что-то осталось... Есть наброски, листочки-заметки, но нет полного текста. Это касается преимущественно 1942 года. Есть записи о послевоенной службе, но они набросаны карандашом и не проработаны. То, что было сделано окончательно, то и вошло. На 98 процентов роман сделан из оставленного завершенным Владимиром Осиповичем. Полагаю, что и в таком, представленном к публикации виде, роман выглядит законченным.
Как он работал над романом? Давал ли кому-то читать отрывки из него?
Раиса Глушко: Работал очень медленно и всегда был недоволен собой и сделанным. Богомолов писал по несколько строк-слов в день. И эти слова он шлифовал, отрабатывал, менял, подбирал, выдавливал ненужные синонимы. Повести из романа "Жизнь моя...", как и все произведения, которые при его жизни были опубликованы, он отдавал в печать полностью готовыми, где ни запятой, ни слова уже невозможно было изменить. Как бы его не торопили редактора, не давили директора издательства, в каком бы трудном финансовом положении он не был - все это его не волновало. Он никогда в жизни никому не позволял прикасаться к своим материалам, смотреть их. Рукопись сдавал только тогда, когда произведение, с его точки зрения, было закончено. Предварительно тексты он никому в полном виде не давал на прочитывание, кроме редакторов уже на стадии подготовки рукописи к изданию. Он сам решал когда, что и кому прочесть, эпизод или отрывок, и зачитывал его сам.
Как вы работали над текстом, чтобы подвести его к публикации? Сколько времени вам потребовалось?
Раиса Глушко: Первый год после ухода из жизни Владимира Осиповича я вообще ничем не могла заниматься. Даже в кабинет, в котором он никогда не любил работать, зайти не могла. Друзья советовали обратиться к сведущим людям: литразработчикам, студентам литфака, которые могли бы помочь в разборе творческого архива. Но Богомолов никогда не позволял чужим глазам читать что-либо им написанное, если оно не было абсолютно готово. Все эти годы я вспоминала, как Владимир Осипович звонил мне в середине дня на работу, а я была занята. Перезвонив ему позже, он говорил мне: "Все нормально. Просто хотел услышать твой голос. Мне не работалось, было тоскливо. Я ведь сижу в апреле-мае 1945 года". И я точно так же прожила с ним и его героями жизнь тех годов, работая как составитель. Возвращаясь на работу, я словно прилетала с другой планеты. Когда мне звонили друзья и интересовались, как я живу, я им отвечала, что теперь живу в Германии апреля-мая 1945 года - и это была счастливая правда.
Владимир Осипович был непубличным человеком, сторонился творческих союзов. Как вы думаете, почему?
Раиса Глушко: Его кредо было: делай только то, что кроме тебя никто не сможет. Его жизненная позиция - никому не служить и никогда нигде не состоять. Владимир Осипович четко определил свою позицию: "Для судьбы литературного произведения совершенно не обязательно ни какое-либо членство, ни участие в литературных группировках, ни общественная деятельность, которая сводится к обслуживанию и восславлению правящего режима... Для того чтобы писать прозу, достаточно иметь бумагу, ручку и карандаш. Вот и я стараюсь жить, не нарушая пространства других людей и не нарушая их прав". Владимир Осипович считал, что литературное произведение, как только оно выпущено, уже живет по своим законам. И поэтому он очень редко давал интервью, считал неприличным для себя объяснять, что автор хотел сказать, что автор думает и какие у него планы на будущее. Все, что он хотел сказать, он вложил в свои произведения, а все остальное - и личная жизнь автора, и его творческие планы, и частная жизнь и многое-многое другое - суета сует.
Каким был Владимир Осипович в жизни, общении, быту?
Раиса Глушко: Владимир Осипович был очень цельным человеком, у которого слова никогда не расходились с делом, с твердыми жизненными позициями. Он никогда не переступал их и не поступался ни честью, ни достоинством, был не суетным и не тщеславным человеком, избегал официоза, уклонялся от лестных и выгодных предложений заявить о себе, не искал встреч с журналистами и сильными мира сего, отказывался от премий и наград. Был откровенным, но не открытым, не любил пустословия, никогда никому не льстил и не угождал, не признавал условностей и политеса, был очень внимателен к друзьям, ценил дружбу. Обладал феноменальной памятью. И самое главное - никогда никому не завидовал. Умел отстаивать свои жизненные позиции, когда это было необходимо, невзирая на лица. Он жил так, как умел. И был тем, кем хотел быть всю жизнь. И в быту был скромным и неприхотливым, не навязывал никому своего мнения. Мог выслушать, согласиться или нет. Но никого не давил своим авторитетом, своими знаниями. Он был счастливым человеком, который мог себе позволить быть естественным во всех ситуациях: жизненных, бытовых, литературных. Чем проще, тем лучше, тем натуральнее, естественнее, демократичнее, доступней, понятнее... В этом был весь Владимир Осипович.
В 1975 году он потребовал исключить себя из соискателей Госпремии СССР, в 2001 году не стал принимать премию Андрея Синявского "За достойное поведение в литературе". Почему?
Раиса Глушко: В 1975 году он отправил письмо заместителю заведующего отдела культуры ЦК КПСС Альберту Беляеву и в Союз писателей: "В связи с намерением издательства "Молодая гвардия" и журнала "Новый мир" выдвинуть роман ("В августе сорок четвертого...") на Государственную премию, прошу вашего содействия в освобождении романа от этого выдвижения. Дело в том, что единственное возможное для меня положение - это амплуа рядового автора. Амплуа же известного писателя, в котором я невольно, при всем моем противодействии, оказался в последние полгода, совершенно для меня неприемлемо. Результаты его плачевны: за это время я не написал ни строчки. После долгого и всестороннего обдумывания этой ситуации я пришел к твердому выводу, что единственное возможное для меня решение этой проблемы - возврат в статус-кво, в котором я находился до публикации романа. Возврат в единственное для меня приемлемое амплуа рядового писателя, который живет в тишине, без суеты, оставленный всеми в покое. Мне совершенно ясно, что если я не вернусь в прежнее свое состояние, положение рядового автора, то, как писатель, я просто погибну. В отличие от большинства пишущих, я вполне доволен своим положением в литературе и обществе и не желаю никаких, даже почетных, изменений. Я не раз наблюдал вблизи жизнь трех известных писателей, лауреатов, и отчетливо осознал: вся эта суета, публичность образа жизни и необходимость почти ежедневно перед кем-то лицедействовать, все это для меня органически противопоказано и совершенно неприемлемо". В 2001 году Богомолову присудили премию имени Андрея Синявского "За достойное творческое поведение в литературе". Он принял статуэтку Абрама Терца, а денежную премию просил передать вдове - Марии Васильевне Розановой. В апреле 2003 года решением комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО Владимир Осипович был награжден почетным дипломом и медалью "За выдающиеся вклад в мировую литературу". Поскольку там не было денежного эквивалента, это единственная принятая Богомоловым награда за многолетний литературный труд.
В конце предисловия вы пишите: "Я возвращаю читателям, для кого и создавал свое произведение В. О. Богомолов, максимально, до мелочей и деталей, выверенный и соответствующий его планам и композиции роман "Жизнь моя, иль ты приснилась мне...". Кто сейчас эти читатели? Молодое поколение еще способно читать о Великой Отечественной войне?
Раиса Глушко: Для молодого поколения это особенно важно. Новые поколения уже мало что знают об Отечественной войне, а это наша история. А ведь надо знать и понимать, что люди тогда воевали не как наемники, а воевали за отстаивание свободы своей страны. Если почитать немецкие документы, то отрезвляет замечательно. Молодежь сейчас даже не знает: не то Гитлер на нас напал, не то мы на Гитлера. Приведенные в романе документы 1941 года развенчивают мало-мальские сомнения в справедливости этой войны. Ведь нас представляли малограмотными. Немцы относились к народам нашей страны как к нелюдям, у которых нет права на жизнь, а есть право быть рабами. Нам запрещалось бы в будущем учиться, получать высшее образование. Мы бы вернулись к тому, что ставили крестики или отпечаток пальца вместо подписи. Возрождающийся сейчас фашизм - это чудовищно. Молодежь должна понимать, что такое Великая Отечественная война и ради чего погибли десятки миллионов наших сограждан.
Когда мы попросили у Раисы Александровны фотографии Владимира Богомолова для публикации в газете, она рассказала нам, почему может предоставить только две карточки, уже давно известные всем читателям.
- Первые повести и даже роман "Момент истины" выходили без портрета автора. Когда Владимиру Осиповичу по настойчивой просьбе редакции все же пришлось сопровождать публикации своим портретом, он отправил в редакцию фото 1943 года: на ней девятнадцатилетний юноша с "ежичком" и широко открытыми глазами. Это было групповое фото времен войны, как он рассказывал, "сделанное по случаю, когда в дивизию приехали корреспонденты". Из группового снимка фотограф вырезал лицо Владимира Осиповича и увеличил его. Когда раскрутился роман "Момент истины", в редакции стали настаивать на предоставлении более современной фотографии. Владимир Осипович очень мучился. "Я не женщина, которой можно любоваться, не кинозвезда, которая нуждается в пиаре", - объяснял он и считал, что фотография это "публичный стриптиз, сдирающий с человека защитный слой кожи перед глазами незнакомых людей". Он был не одинок в своей нелюбви к публичному тиражированию своего изображения в печати, этим отличался любимый им писатель Бунин. В архиве Владимира Осиповича есть по этому случаю выписка: "Бунин был до болезности требователен к своей наружности, и портреты, которые печатались в изданиях, его постоянно раздражали. В конце концов он выбрал один снимок 1923 года и его помещал постоянно". Вот и Владимир Осипович сделал так. Он считал, что фотография в изданиях и в публикациях должна быть одна, каноническая. А не серия из фотоальбома автора.