14.05.2012 00:05
Культура

Павел Басинский: Отказ от дворянского платья был важен для Толстого

Текст:  Павел Басинский (писатель)
Российская газета - Федеральный выпуск: №107 (5780)
Читать на сайте RG.RU

Я не историк моды, и потому если я ошибаюсь, пусть меня поправят.

Но однажды я задумался над понятием "толстовка". И вообще о якобы пресловутой крестьянской одежде, которую так "эпатажно носил Лев Толстой"...

Во-первых, Толстой не носил крестьянской одежды. "Толстовка" все-таки сильно отличалась от крестьянской косоворотки хотя бы тем, что разрез у нее был спереди, а не сбоку. Сама косоворотка, по версии академика Д. С. Лихачева, была придумана для того, чтобы во время работы из ворота не выпадал нательный крестик. Для Толстого, отказавшегося от ношения креста, это не имело значения.

С другой стороны, "толстовка" оказалась одеждой настолько удобной, что пережила своего создателя более чем на сто лет.

Сегодня свободная блуза из плотного трикотажа в сочетании с капюшоном ("толстовка") является наиболее удобной и функциональной одеждой для максимального сохранения тепла. И никому не придет в голову, что в ней есть что-то "вызывающее".

Во-вторых, отказ от дворянского платья имел для Толстого важный и нравственный, и опять-таки практический смысл.

Нам трудно представить себе, до какой степени одежда того времени подчеркивала социальное происхождение человека. Барин и мужик, оказавшись рядом, не просто отличались друг от друга по внешнему виду, но воочию представляли собой пример встречи двух совершенно разных миров вроде встречи Миклухо-Маклая и коренных жителей Новой Гвинеи. Начиная с петровской эпохи, внешние различия между "барином" и "мужиком" достигли такого масштаба, что, оказавшись рядом, эти два представителя homo sapience не могли общаться друг с другом как два представителя homo sapience, но только как "барин" с "мужиком".

Однажды в жизни Толстого был забавный случай. Зимой он шел по Москве в своем обычном бараньем тулупе. Мимо на извозчике мчался знаменитый славянофил Иван Аксаков. Толстой закричал и замахал руками, радуясь случайной встрече со своим старым знакомым. Но Аксаков промчался мимо. Он не узнал Толстого, решив, что ему машет руками и что-то кричит обыкновенный мужик. Ему даже не пришло в голову остановиться и спросить: может, этому мужику что-то нужно? Толстой говорил об этом усмехаясь: "Это была проверка на его "народность".

Но понятие "мужик" в отношении внешнего вида распространялось не только на крестьянское сословие. Самый бедный петербургский студент в своем форменном университетском мундире со шпагой выглядел "аристократом" в сравнении, например, с купцом.

Об этом писал крупнейший русский промышленник, историк и богослов Владимир Рябушинский: "Начитанный, богатый купец-старообрядец с бородой и в русском длиннополом платье, талантливый промышленник, хозяин для сотен, иногда тысяч, человек рабочего люда, и в то же время знаток древнего русского искусства, археолог, собиратель икон, книг, рукописей, разбирающийся в исторических и экономических вопросах, любящий свое дело, но полный и духовных запросов, - такой человек был "мужик"; а мелкий канцелярист, выбритый, в западном камзоле, схвативший кое-какие верхушки образования, в сущности малокультурный, часто взяточник, хотя и по нужде, всех выше себя стоящих втайне критикующий и осуждающий, мужика глубоко презирающий, один из предков грядущего русского интеллигента, - это "барин".

Так продолжалось до половины XIX века, почти без изменения, и некоторые следы такого разделения дожили и до начала ХХ века вплоть до революции".

Итак, смена одежды имела для Толстого нравственный смысл: ему было бы стыдно находиться рядом с мужиком в батистовой сорочке с бантом.

Наконец, по взглядам Толстой принадлежал скорее к "древней России". Но это имело еще и практическое значение. Крестьяне Ясной Поляны, как бы Толстой ни одевался, разумеется, понимали, что перед ними барин. Инстинктивное недоверие к "барину", который еще совсем недавно был рабовладельцем по отношению к ним, было в крови у русских крестьян.

Даже сейчас городской человек, оказавшись наедине с сельским жителем, чувствует это недоверие. Но еще меньше они были бы разговорчивы с откровенно "ряженым" человеком. В том-то и дело, что Толстой, видимо, нашел для себя "форму", которая была наиболее органична его "содержанию". Именно в этой "форме" ему не было нужды кривляться и что-то из себя "изображать": "барина", который "интересуется народом".

Толстой, знавший крестьян Ясной Поляны по именам, знавший все подробности их жизни (например, они не скрывали от него, что прячут беглых каторжников), писавший для них прошения в госучреждения и т. д., не нуждался в "маскараде". Однако, оказываясь за пределами своей Ясной Поляны, ему, конечно, приходилось изображать из себя "мужичка", потому что для него как писателя и человека, ищущего истину, куда важнее была идентичность с крестьянским, а не дворянским миром.

История с одеждой многое проясняет в странностях Толстого, в которых видели и продолжают видеть какой-то эпатаж, проявление "гордости".

А главное, этот гордый человек подарил современным людям очень удобную одежду - "толстовку".

Литература