На фестивале заметно прибывает все новый народ. Сегодня на премьерный показ фильма Михаэля Ханеке "Любовь" я пришел к наглухо запертым входам.
Было 8.10, до начала оставалось еще двадцать минут, но секьюрити уже отбивались от осаждающей зал толпы. В толпе размахивали не только голубыми, но и оранжевыми карточками. И даже карточками с желтым пятнышком - "проход почти всюду". Секьюрити были неумолимы. Потом вышел дюжий парень, прокричал: "Белые - сюда!". И провел кучку "белых"-вездеходов какими-то окольными путями в зал, где ваш корреспондент и умудрился занять, по-моему, последнее свободное место.
Этот фильм Ханеке мог снять только Ханеке. Ни на кого другого люди бы не клюнули. Смотреть за свои кровные, как на экране два часа распадается женщина, никто добровольно не станет. Но на Ханеке все равно пойдут. И это тот случай в кино, когда кассу делает не фильм, а имя человека, его снявшего. И продюсеры на это безнадежное дело дают деньги не под это дело, а под человека, который его сделает.
Потому что у всех на памяти потрясающий и невыносимый опыт Ханеке с "Жестокими играми" (первый, австрийский их вариант). И все помнят, что его черно-белую "Белую ленту" два года назад увенчали Золотой пальмовой ветвью. Поэтому на просмотр новой картины был лом.
Эмманюэль Рива и Жан-Луи Трентиньян играют старую супружескую пару, она - учительница по классу фортепиано. И фильм начинается со сцены в театре, где оба слушают концерт своего бывшего ученика, ныне знаменитого пианиста. А дальше, вот так же медлительно и подробно, развивается эта экзистенциальная драма, где действие, повторяю, медлительно, но болезнь Анны прогрессирует стремительно, и каждая новая сцена - новая фаза ее мучительного умирания.
Мы проходим вместе с ней эти этапы унизительного для нее разложения, когда человек теряет способность ходить, потом говорить, потом обслужить себя в самом элементарном. Когда Анна испытывает жесточайшие физические, а главное, нравственные муки. И не хочет, чтобы кто-то ее видел в таком состоянии.
Фильм назван "Любовь". Жан-Луи Трентиньян, который когда-то поразил мир самой красивой любовной историей в великом фильме Лелуша "Мужчина и женщина", теперь поражает историей любви самой самоотреченной и верной, какую видел кинематограф. Его Жоржу приходится пройти этот путь умирания вместе с любимой. Взять на себя все заботы о ее немощи. Менять простыни и памперсы, варить кашу и кормить с ложки, насильно вливать в парализованный рот воду. Анна хочет покончить с этим унизительным существованием, отказывается от воды, но пытка для обоих все длится и длится. И для нас, невольных наблюдателей, тоже.
Изабель Юппер - в важной роли их дочери, которая время от времени появляется, чтобы упрекнуть отца в нежелании что-то сделать, как-то помочь матери. Но последнее, что он может сделать для любимой, - помочь ей уйти из жизни. И это самый трудный подвиг, который позволит себе любовь.
В принципе это фильм о том, что когда любящие друг друга люди долго живут рядом, любовь переплавляется в чувство более сложное и всеобъемлющее: двое срастаются, как сиамские близнецы, они уже не могут вообразить жизнь вдали друг от друга. А, расставшись на время, чувствуют себя неполными - словно у тебя отрезали руку или ногу, и это как бы еще ты, но уже не ты. Слова: моя половина - обретают почти буквальный смысл. Были общими радости - становятся общими горести, даже недуги: герой Трентиньяна, ухаживая за своей второй половиной, на наших глазах тоже увядает, его перестают слушаться ноги, его в жизни поддерживает только необходимость помогать умирающей Анне. И в этом нет самопожертвования, которым восхищаются соседи, - иначе ему жить невозможно. А когда Анна умрет, он из фильма исчезнет, и ни у кого из зрителей не возникнет вопрос: куда?Просто дочь придет в опустевший дом.
Фильм Ханеке тягостен, из обычных зрителей добровольно его смотреть никто не станет. Даже великолепная игра актеров не вводит его в русло переживаний эстетического свойства - главные впечатления от фильма относятся скорее к разряду физиологических. Следующим этапом кинематографа, возможно, станет история разложения трупа, причем во флэшбеках можно спараллелить этапы этого разложения с этапами распада личности при жизни. Будет полно метафор. Будет невыносимо смотреть. И такого еще не было на экране - а это, похоже, в современном кинематографе главный критерий движения вперед.
Я не брошу камень в подвиг Ханеке и его замечательных актеров, сделавших невозможное зримым и впечатляющим. Я даже думаю, что жюри может высоко оценить и этот подвиг, и высокий смысл фильма. Но эта картина заставляет еще раз подумать о границах, за которыми искусство становится подобным анатомическому театру, и к которым оно приблизилось вплотную.