По словам директора Платоновского фестиваля Михаила Бычкова, эту постановку хотели привезти в город еще в прошлом году. Но тогда помешали гастроли "вахтанговцев". Теперь план-минимум выполнен, можно думать о дальнейшем сотрудничестве.
- Мы бы вас с удовольствием приглашали на каждый свой фестиваль, но, честно говоря, немного настороженно ждали визита вашей труппы - говорят, что Вахтанговский театр немножко капризный… - провокаторски заметил Бычков.
- Ничего подобного! Мы не капризные, а требовательные! - нахмурился актер Сергей Маковецкий (в спектакле он играет Войницкого - "дядю Ваню"). - Каприз - это: "Хочу авокадо в холодильнике и шторки в горошек, иначе и играть не стану". Мы же хотим просто нормальных условий для работы. Если есть холодильник - он должен функционировать! Идем на компромиссы - например, на вашей площадке (здание драматического театра на Советской площади. - "РГ") плохая акустика, но мы же вышли из положения, спрятали на сцене микрофоны. Зовите - нам есть что показать. Например, "Маскарад" по Лермонтову или "Ветер шумит в тополях", или "Евгения Онегина", который только готовится к постановке. У вас внимательная публика. Мы только что вернулись с гастролей в Анталии, где должны были, видимо, создать у отдыхающих ощущение того, что они на досуге еще и приобщились к высокому искусству. Но на первом спектакле в зале творилось безобразие, люди беспрестанно щелкали фотоаппаратами и переговаривались.
Постановка Туминаса решена не классически - что, впрочем, стало делом обыденным и само по себе, как факт, способно удивить разве что зрителя, воспитанного "нафталинным" театром и ничего иного прежде не видевшего.
В данном случае осовременивание, впрочем, щадящее. С самого начала, когда Серебряковы и готического вида Мария Войницкая (Людмила Максакова) надвигаются шеренгой из дымной глубины сцены, шагая, как по подиуму, это почему-то не вызывает протеста.
Когда дядя Ваня начинает гладить по ногам Елену и "заходит слишком далеко", он удерживается на грани пошлости. Да и, по большому счету, домогательства Астрова, после которых Елена еще некоторое время лежит и страстно стонет, решены в логике его образа, который к тому моменту уже принят зрителем как должное.
- В чеховской пьесе не расписано все до мельчайших деталей, поэтому режиссер волен представлять их в спектакле так, как считает нужным. Я же как актер встраиваюсь в то, что предлагает постановщик, - объяснил Владимир Вдовиченков, в чьем исполнении Астров - этакий провинциальный мачо "с правильными идеями". - Ни одно место действия, ни одно слово у нас не изменено. Римас всегда говорит: "Читайте внимательно текст".
А Анна Дубровская (Елена Андреевна) добавила, что для нее новая форма - средство поиска характера своей героини, исследования ее психологии. Правда, после этих слов на актрису зашикали коллеги - мол, рассуждает "не по Туминасу". Покорность, безоговорочная подчиненность замыслу режиссера показалась лейтмотивом всех разговоров "вахтанговцев" о своем спектакле и вообще - о работе в театре.
- Парадокс, но - чем жестче рамки, тем ты как актер свободнее, - считает Маковецкий. - Заметьте, ведь и сам Чехов отнюдь не был тем мягкотелым интеллигентом, каким мы его привыкли изображать. Почитайте мемуары его сестры или современников. Да и в пьесах Антона Павловича нет патоки, которая льется порой из "классических" спектаклей. Вот в спектакле Додина входит, шаркая ногами, няня и дрожащим голосом говорит: "Чаю, батюшка?" И к чему это? О чем? Где это прописано у Чехова? Все монологи "дяди Вани" - обличение Серебрякова. А что кроме? Какое может быть обвинение после 25 лет добровольного и беззаветного служения? Вас же не привязывали, вы сами себя обрекли на этот труд, получая от него невероятное счастье. И что же произошло, что вы, Иван Петрович, так переменились?..
В этом спектакле очень важна музыка. Она живет самостоятельно, труба то притормаживает действие, то ускоряет. А иногда свет, звук и актерская игра сливаются - и тут ты вспоминаешь, что такое дрожь по телу…
Туминас вынес в центр постановки и заострил - с иронией используя для интимных мизансцен лекала чуть ли не "мыльной оперы" - тему любви как единственного источника по-настоящему значимых жизненных смыслов.
Вот откуда у героев эта узнаваемо-чеховская скука: безответная (и обманувшаяся) любовь и мучительная (иногда неосознанно) безлюбовность параллельными тропами ведут их к общему фиаско.
В финал выходят два сломленных существа, обреченных на зрительское сочувствие, - Войницкий и Соня - и сакраментальное: "мы отдохнем… мы увидим все небо в алмазах" - при всем надрыве звучит чуть ли не как залог продолжения комедии.