Словом, мы приехали посмотреть, что у них получилось и нельзя ли чего-нибудь полезного перенять для нас. Первое, что мы увидели, - это огромное колесо стола, расположенного в центре зала, от колеса лучами расходились во все стороны линейки столов сотрудников. В центре и по периметру огромные электронные панели, на которые выведены все ведущие британские и мировые каналы новостей, все индексы биржевых торгов, все ленты ведущих мировых агентств. Люди, работавшие в этом пространстве, оказывались в гигантском информационном котле. На несколько часов в день они - производители информации - сами оказывались продуктом этого тотального информационного сожительства.
Ну, вот, подумал я, это и есть конец традиционной журналистики ХХ века, чисто английское ее убийство. Тут не просто другая организация труда, тут другая философия, иная профессиональная мотивация, как говорят преподаватели газетного дела, сами не написавшие ни строчки.
Нет, подумал я, наши на такое не пойдут, вместе под одним потолком ни за что не захотят работать.
- И наши не захотели поначалу, - порадовал меня Дэйв Кинг, - исполнительный директор "Телеграф Медиа Групп". - Но, когда поняли, что мы не отступим, "не захотевших" стало значительно меньше.
- И все-таки они были? - выпытывал я у Дэйва инсайдерскую информацию.
- Были, - просто ответил он. - Вряд ли вы представляете о каком количестве журналистов идет речь. Из редакции уволились более ста человек, не согласных с новыми условиями работы.
- Двадцать лет назад, - заметил я, - мы бы написали по этому поводу: "Бесчеловечные хозяева-капиталисты в погонях за прибылью вышвырнули на улицу огромное количество журналистов"... И поставили бы заголовок "Чисто английское убийство".
Дэйв внимательно посмотрел на меня и улыбнулся уголками губ:
- Я думаю, что вы и теперь способны написать это с неменьшим удовольствием.
Не скрою, меня это обидело, и я решил взять реванш. На следующий день у нас сам собой зашел разговор о том, как редакция может защитить или выручить своего журналиста, попавшего в беду. Я не без превосходства рассказал ему о том, как это делается в российских газетах. И как бы попутно спросил его, приходилось ли "Телеграфу" выручать своих и помогало ли им при этом правительство?
Дэйв вспомнил случай, когда журналист "Телеграфа" был взят в заложники в одной ближневосточной стране. Рассказал, как они пытались его освободить, как подключали британский МИД...
Я записал эту историю себе в блокнот, поставил точку и снисходительно поблагодарил своего собеседника.
Дэйв, между тем, напряженно глядел на меня, словно чего-то ожидая. В конце концов, выдержав довольно длинную паузу, он сказал:
- Странно, но вы так и не задали мне главного вопроса.
- Какого же? - весело поинтересовался я.
- Вы не спросили, что стало с нашим журналистом. Я думаю, что это вас на самом деле и не интересовало вовсе.
- Ну почему же? - пробормотал я, ощущая, что краснею: боже, ведь он был прав, меня, великого русского гуманиста, это действительно не интересовало. До сих пор я помню этот разговор, до сих пор стыд обжигает меня, до сих пор не могу отделаться от ощущения, что в глазах Дэйва Кинга я был самоуничтожен навсегда. Чисто английское убийство.