Какой должна стать Москва, чтобы в ней было удобно жить? Этот вопрос мы обсуждаем с экспертом Фонда "Институт экономики города" Денисом Визгаловым.
В Москву и обратно
Российская газета: Денис Валерьевич, стала расхожей фраза: "Москва - не для жизни". Это не только взгляд обывателя. В рейтингах мировых столиц по качеству жизни (при высокой дороговизне!) Москва едва ли не в самом "хвосте" (163-е место из 221). Притом что по деловой активности она - в первой двадцатке. Выходит, это город для работы?
Денис Визгалов: Москва действительно больше подходит для работы. Здесь прекрасные возможности для самореализации, карьеры, заработка, связей, для творчества, наконец. Но люди, которые здесь живут, расплачиваются за все это низким качеством жизни и стрессами. Расстояния большие - уйма времени уходит на транспорт, хотя можно было бы потратить его на футбол, прогулки, общение с друзьями. То, на что хватает времени у жителей малых городов. В Москве и с экологией плохо: не знаем, чем дышим, кормимся в сетевых супермаркетах, а не в магазинах, куда продукты поступают с ферм.
Кроме того, это очень дорогой город, рейтинги не врут. Знаете, что многие москвичи сегодня ездят лечить зубы в Подмосковье, Тверскую или Ярославскую область, потому что там в 5 раз дешевле? В Москве любые услуги: транспорт, стоматология, театры, кафе дороже, чем в других европейских столицах. Но здесь много людей, которые готовы заплатить и столько. Отсюда - высокие цены. Сколько бы услуг ни производилось, их все равно не хватает. Какого бы плохого качества жилье ни построили, квартиры расхватают, как пирожки из печки. Поэтому у производителя услуг нет стимула для развития. Зачем повышать качество, если все равно купят? Москва - диктатура спроса. Это одна из ее самых больших проблем.
Но, несмотря на то, что наш город тяжелый для жизни, он по-прежнему безумно привлекателен для молодых провинциалов, которые стремятся приехать сюда и закрепиться всеми правдами и неправдами. Для них самореализация важнее любых неудобств.
РГ: Есть и обратный процесс: судя по опросам фонда "Общественное мнение", из Москвы хотела бы переехать почти четверть населения, а, например, из Санкт-Петербурга - только 7%.
Визгалов: Хотели бы - не значит, что поедут. Но выбор есть. Либо ты живешь в мегаполисе, где доступны карьерные и культурные блага, либо живешь в пасторальной тиши, где чистая вода, больше свободного времени, но меньше денег. В Москве, как известно, доходы на душу населения в 2,5 раза выше, чем в среднем по России. В любом месте обитания человек что-то получает, а что-то теряет - это вопрос выбора.
К тому же с возрастом у человека меняются ценности. К 40-50 годам, когда ему уже неактуальна самореализация, он начинает думать о других вещах. Хочется уехать из огромного города. К 60 он продает свою маленькую квартирку в Москве, покупает на эти деньги шикарный дом в провинции и живет там на пенсии. Такая тенденция не только у нас. Возьмите Лондон. В периферийной Англии весь берег окаймлен пенсионерскими городишками курортного типа.
Печки-лавочки
РГ: В проекте стратегии записано: нужно ликвидировать разрыв между экономическим потенциалом города и качеством среды и жизни, который город может обеспечить своим жителям. С чего, по-вашему, нужно начинать?
Визгалов: С новых принципов управления городом. У нас принято управление хозяйственными комплексами: жилищно-коммунальным хозяйством, образованием, здравоохранением и так далее. А в таких мировых мегаполисах, как Нью-Йорк, Лондон, Монреаль, Париж, где тоже есть свои проблемы, управляют интересами горожанина. Это та печка, от которой все пляшут. Главный в городе - житель.
Но в Москве последние 20 лет никакой сцепки между управлением и горожанами не наблюдалось. На первом месте стояли интересы инвестора. Каждый квадратный метр в городе "зарабатывал" деньги. Поэтому так много дорогого жилья и торговых центров. Под ними оказались погребены все места, заложенные под дорожные развязки еще в Генплане 70-х годов. А сейчас в Москве процент улично-дорожной сети в 4-5 раз меньше, чем в Лондоне. А вот от лавочек в скверах - никакого дохода, поэтом у нас их так не хватает сегодня.
РГ: Ну, за парки-то власти взялись серьезно. За лето обещают привести в порядок 30 природных территорий.
Визгалов: Хорошо бы. В Москве вообще много зелени, но используется она не так интенсивно, как, например, в городах Японии, где озелененных территорий удельно намного меньше. Парк Горького был абсолютно бесчеловечен - ни газонов, ни скамеек, грубые тетки у скрипучих каруселей. Посетители там были лишними. Сейчас за парк взялись, это радует.
РГ: Парки - только одна из 17 государственных программ Москвы, которые разработаны под девизом: "Город для жизни, для людей". Если все удастся воплотить, может, никто не захочет отсюда уезжать?
Визгалов: По-моему, правильная задача - пересадить людей с личного на общественный транспорт. Автобусы, троллейбусы перевозят больше пассажиров, а места на дороге занимают меньше. Но, конечно, общественный транспорт сам должен измениться. В салонах должны быть кондиционеры, свободные места. Продуманные маршруты, удобные остановки. Странно, почему в Москве не используется часто реверсивное движение, как в Нью-Йорке, Вашингтоне. Там утром на въезд в город открыто 12 полос, на выезд - 2. Вечером - ровно наоборот. Это во многом решает проблему пробок. Но в целом надо сделать так, чтобы пользоваться личным авто в Москве было роскошью. Это единственный выход из захлебывающегося в пробках и выхлопах города. И вообще, город - это пространство прежде всего для пешеходов. Это всем очень полезно - и городу, и нам.
О заборах и площадях
РГ: В Москве уже появились целые кварталы для богатых, вокруг - заборы, чтобы не проникали посторонние. Но город - не деревня.
Визгалов: Социальная сегрегация - это тоже вопрос стратегии. Все идет к тому, что Москва становится элитарным городом. Только очень богатые люди могут сегодня с нуля купить квартиру в центре. Америка пережила процесс деления на бедные и богатые районы еще в 20-40-е годы прошлого века. Там тоже начинали с заборов. Но потом, в 70-80-е годы власти вынуждены были тратить немалые средства, чтобы вернуть городу прозрачность и проходимость. Бизнесменов, которые строят в центре города коммерческую недвижимость, обязывают делать первые этажи небоскребов общественными. Там может быть что угодно - зимний сад, торговые ряды, но место должно быть доступно всем. Как вестибюль метро или парк. Если хочешь огороженный дом с охраной и бассейном, строй на окраине.
РГ: Когда-то Тверская, в бытность улицей Горького, была местом гуляний молодежи - московским Бродвеем. Там знакомились, общались. Где сегодня такие места? Или с появлением Интернета в них отпала нужда?
Визгалов: Наоборот, они нужны, как никогда. В Москве практически нет "живущих" общественных пространств. Все застроено или запрещено. Была последняя свободная площадь перед Павелецким вокзалом - и там, кажется, возводят торговый центр. Старый Арбат, куда раньше ходили москвичи и гости, - выхолощен, посередине стоят лотки с дорогущими сувенирами и кроличьими ушанками. Пожалуй, только Манежная площадь отдаленно напоминает то, что должно быть общественным пространством. Здесь есть скамейки, фонтаны, скульптуры, но все это, на мой взгляд, вкусовщина, и, опять же, безумно дорогие кафе.
Общественные пространства обязательно нужны. Здесь люди могут почувствовать свою сопричастность большому городу. Население становится сообществом, обживая пространство своего города.
Из проекта стратегии развития Москвы до 2025 года
Затраты времени на ежедневную поездку "дом - работа" должны сократиться со 100 мин до 75 мин.
Площадь пешеходных зон в историческом центре увеличится с 3,5 га до 200 га.
Ближайший парк должен быть в 10-15 минутах пешком от места жительства.
Количество "точек", торгующих алкогольными напитками, сократится в 10 раз.
Население города прибавится примерно на 850 тысяч человек.
Всех бездомных "охватят" социальными услугами.
В 2005 году произошел знаменательный момент в истории человечества: больше 50% жителей планеты стали городской цивилизацией. Считается, чем выше уровень развития, тем больше доля городского населения. В России 78% населения живет в городах. А в США - 80%, в Англии - 85%, в Латинской Америке - 40%, в Африке - 20%.