Милорадовича помню
В битве при Бородине:
Был он в шляпе без султана
На гнедом своем коне.
Бодро он и хладнокровно
Вел полки в кровавый бой,
Строй за строем густо, ровно
Выступал живой стеной.
Только подошли мы ближе
К средоточию огня,
Взвизгнуло ядро и пало
Перед ним, к ногам коня,
И, сердито землю роя
Адским огненным волчком,
Не затронуло героя,
Но осыпало песком.
"Бог мой! - он сказал с улыбкой,
Указав на вражью рать, -
Нас завидел неприятель
И спешит нам честь отдать..."
Петр Вяземский
Из стихотворения "Поминки по Бородинской битве", 1869 г.
О Вяземском в связи с 1812 годом вспоминают редко, ведь он побывал лишь в одном сражении. Да и сам поэт о своем участии в Отечественной войне не упоминает даже там, где это просто просится на перо: например, в стихах, посвященных Денису Давыдову. Отчего было не написать: и я там был, и мне знаком запах пороха...
Когда друзья напоминали князю, что он участвовал в Бородинском сражении и ему тоже есть о чем поведать, Вяземский отмахивался: "Да я же близорук и ничего толком не видел. Я не мог даже понять, мы бьем или нас бьют..."
Про свой первый и последний бой он написал лишь через 55 лет после войны в стихотворении "Поминки по Бородинской битве". Но опять о себе - ни слова. Приобретя репутацию скептика и желчного умника, Вяземский спрятал под этой броней свое сердце и свое самое сильное юношеское переживание.
Летом 1812 года - он двадцатилетний московский барич, только женился, полон надежд. И тут - "гроза меня прожгла незримою стрелою".
Правда, в начале июля князь еще не менял привычек мирного счастья, пытался развлечь жену своими затеями - совсем еще мальчишескими. Он вызвался сформировать эскадрон летучих амазонок из окрестных барышень и во главе его идти на французов.
Проходит всего пара недель, и ему стыдно вспомнить свои забавы. Поступив в ополчение, Вяземский обнаружил, что совершенно не готов к военной службе: на лошади ездит неуверенно, огнестрельным оружием не владеет, как, впрочем, и саблей. Но виду он не показывает, и генерал Милорадович приглашает его к себе в адъютанты.
Прибыв в расположение армии, молодой князь и его камердинер долго ищут штаб Милорадовича. Вдруг Вяземскому кажется, что кто-то упоминает его фамилию. Он радостно подходит ближе. Оказалось: маркитанты обсуждают закупку вяземских пряников.
Милорадовича он находит сидящим у костра.
- А, это вы, князь. Поздравляю - вы очень кстати прибыли.
Вяземский не уловил грустной иронии генерала. Поэт думает, что прославленный командир искренне рад такому ценному сподвижнику, да еще прибывшему столь вовремя - в самый канун Бородинского сражения.
Не зная, куда девать новоявленного адъютанта, который уже в двух шагах плохо различал лица однополчан, Милорадович отправил его спать в свою избу.
"На другое утро, с рассветом, - вспоминал полвека спустя Вяземский, - разбудила меня вестовая пушка, или говоря правдивее, разбудила она не меня, заснувшего богатырским сном, а верного камердинера моего. Наскоро оделся я и пошел к Милорадовичу. Все были уже на конях. Но, на беду мою, верховая лошадь моя, которую отправил я из Москвы, не дошла еще до меня. Все отправились к назначенным местам. Я остался один. Минута была ужасная. Мне живо представились вся несообразность, вся комическо-трагическая неловкость моего положения. Приехать в армию ко дню сражения, и в нем не участвовать! Мысль об ожидавших меня насмешках, меня преследовала и удручала... Мне тогда казалось, что если до конца сражения не добуду себе лошади, то непременно застрелюсь..."
К счастью для русской литературы, один из офицеров отдал Вяземскому свою запасную лошадь. "Свист первой пули, пролетевшей надо мной, принял я за свист хлыстика. Обернулся назад и, видя, что никто за мной не едет, догадался я об истинном значении этого свиста...".
Через несколько часов боя Вяземскому пришлось одалживать вторую лошадь - первая была ранена. За мужество, проявленное в Бородинской битве, князь Вяземский был награжден орденом св. Станислава 4-й степени.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru