Минут десять тем не менее я в одиночестве разглядывал вещный мир вокруг, пока одна из дверей гостиной не отворилась и сам президент ассоциации "Черного петуха" - производителей "Кьянти Классико" барон Джованни Рикасоли-Фиридольфи - стройный, рыжий, в безупречном костюме и с приветливой улыбкой, не протянул мне руку.
Прежде чем я успел задать свой первый вопрос, барон с необычайным энтузиазмом сообщил мне, что он очень занят, поскольку готовится к чрезвычайно важной поездке в Китай, где он намерен продвигать свои вина на необъятный китайский рынок. Поэтому он очень сожалеет, но вряд ли сможет ответить более чем на один мой вопрос. Я расценил это как предложение начать и закончить беседу одновременно.
Исключительно из врожденной вежливости я поблагодарил барона и пожелал ему успеха на китайском рынке. "Между прочим, - сказал я, - насколько мне известно, в Китае начался Год Черного петуха. Таким образом, у вас есть весомый повод объявить тамошним бизнесменам этот год годом "Кьянти классико в Китае".
- Вы это серьезно насчет Года Черного петуха по восточному календарю? - растерянно спросил барон.
- Серьезнее не бывает, - с достоинством ответил я, - жаль, что вы не потрудились узнать об этом заранее.
Я посчитал это подходящей фразой для завершения аудиенции и поднялся попрощаться. Однако барон, похоже, не собирался расставаться со мной. Он улыбнулся и сказал, что моя идея кажется ему очень хорошей. Настолько хорошей, что он предпочтет продолжить наш диалог, если у меня нет других планов на ближайшее время. Убедившись, что таковыми я не располагаю, барон куда-то позвонил и уже через две минуты в гостиную торжественно вошел секретарь с серебряным подносом в руках. На подносе было три бокала конусообразной формы на тонких высоких ножках, бутылка кьянти классико "Какьяно" 1997 года, серебряное блюдо с колотым пармезаном и штопор в стиле кантри. Барон внимательно осмотрел бутылку вина, ухватил ее за горлышко указательным и средним пальцами правой руки, аристократичный указательный палец левой он погрузил в углубление донышка бутылки и таким образом поднес ее к моему лицу.
- Это "Какьяно", - с гордостью произнес он, - лучшее кьянти классико в мире. Я не стану утверждать, что истина в вине, однако я убежден, что понимание вина, получение истинного удовольствия от него требует от человека всех пяти чувств, дарованных ему создателем. И я готов доказать вам это немедленно. Смотрите!
Он вылил несколько граммов вина на дно одного из бокалов, правой рукой взял бокал за ножку и стал быстро вращать его, как веретено, при этом все больше и больше склоняя хрустальный сосуд с вином к горизонтали. Одновременно левой рукой он подхватил со стола второй бокал, и в какой-то момент открытые жерла бокалов с невыносимым скрипом соединились, а вино перетекло из первого во второй. После этого он вручил мне опустевший бокал, попросил поднести его к носу и сделать глубокий вдох. И пока меня окутывал сладкий и вязкий аромат винограда санджовезе, собранного в Какьяно в 1997 году, барон объяснял мне смысл произведенного действия.
- Бокал, из которого вы намерены пить, должен быть предварительно избавлен от любых "чужих" запахов и одновременно обогащен запахом вина, которое вы собираетесь пробовать. Только после того, как внутренние стенки бокала начнут отдавать аромат вина, следует наполнить его не более, чем на треть, еще раз глубоко вдохнуть и на вдохе же сделать первый глоток. Стало быть, для того, чтобы понять вино, вам потребуется обоняние. Так?
- Так, - убежденно подтвердил я.
- За обоняние! - подвел предварительный итог синьор Джованни Рикасоли-Фиридольфи.
И мы с бароном выпили.
- Кстати, - заметил он, закусив крошкой пармезана, - если вы правильно пьете, то никогда не проглотите вино сразу, залпом. Надо вливать его в рот медленно, пропустить под языком, омыть нёбо, немного задержать этот глоточек между нёбом и языком и только потом проглотить. Иначе вы вряд ли ощутите в полной мере этот удивительный вкус свежего цветочного меда, горячего деревенского хлеба и гречишной горчинки, собственно, то, что и называется вкусовыми качествами этого древнейшего напитка. За хороший вкус, синьор Лепский!
И мы с бароном выпили в полном единодушии.
- Ну, хорошо, - сказал я, налаживая диалог, - а как насчет зрения или осязания, не говоря уж о слухе? Не собираетесь же вы доказать мне, что вино пьют ушами или кончиками пальцев?
- Именно, именно! - вскричал барон. - Именно это я и собираюсь вам доказать, синьор Лепский! Вы сказали зрение? Надеюсь, оно у вас неплохое. Ну, тогда смотрите же внимательно.
С этими словами он подвел меня к окну и отдернул штору. Я ахнул: перед нами простиралась великолепная панорама Флоренции.
- Вот, что вы будете пить, вдыхая аромат санджовезе, - торжествующе сказал барон. - Глоток за глотком вы насладитесь флорентийским пейзажем.
- За ясность взгляда! - осмелел я окончательно.
И мы с бароном выпили.
Но прежде чем я успел поставить на стол свой опорожненный наполовину бокал, синьор Рикасоли-Фиридольфи потребовал, чтобы мы еще раз чокнулись или, как говорят аристократы, сдвинули бокалы.
- За что пьем на этот раз? - поинтересовался я.
Но барон прижал палец к губам, и, когда наши сосуды встретились, он быстро отвел руку с бокалом к своему правому уху, жестом левой руки предлагая мне сделать то же самое. Когда я приблизил звучащий хрусталь к своему уху и прикрыл глаза, то услышал глубокий и ясный звук колокола базилики Сан-Марко. Во всяком случае мне показалось именно так.
- За чуткий слух! - улыбнулся мой собутыльник.
И мы с бароном выпили снова.
- Ну, вот, - сказал он, - теперь, когда вы научились наслаждаться этой опьяняющей прохладой с ароматом горячего деревенского хлеба и колоритом старой Флоренции под звук далеких колоколов, прикройте глаза и, не торопясь, проведите кончиками пальцев по этому прохладному изгибу высокой стройной ножки вверх к округлой, тяжелой чаше бокала и обратно. Не думаю, что на этом пути вы не встретите ни одной приятной ассоциации, сопутствующей нашему благородному занятию.
- За осязание! - хором сказали мы с бароном и с удовольствием выпили.