"Двойной удар" экспозиции отчасти вынужденного свойства - в здании ГЦСИ нет достаточно места, чтобы представить проект целиком. Но необходимость, похоже, тут сыграла всем на руку: движение по залам особняка на Петровке подчеркивает тему пространства в пейзаже, а небольшой зал ГЦСИ - камерные, лирические истоки портретного жанра. Несмотря на вроде бы чисто искусствоведческое обозначение темы, экспозиции получились энергичные, будирующие неожиданными сближениями. Например, живописи утонченного венецианца Тинторетто и видео Вито Аккончи, портрета маркизы де Мижьё, написанного за 20 лет до взятия Бастилии санкюлотами, и брутальных перформансов Марины Абрамович, мальчика кисти сентиментального Греза, и "Дяди Руди" Герхарда Рихарда, чья давняя военная фотография превратилась в живописный образ, который снова был снят на пленку...
Кураторы, очевидно, убивают разом нескольких зайцев. Прежде всего демонстрируют разнообразие и диапазон коллекции музея Нанта. Провинциальным этот музей трудно назвать. Мало того, что в 1801 его основу заложили 43 полотна из королевских коллекций Лувра и частных собраний, реквизированных революционным народом (как выясняется, музейная политика большевиков в 1918-1920-х годах в этом смысле не была оригинальна). Музей на протяжении XIX века пополнял свое собрание и за счет приобретения целых коллекций, где была живопись XIII-XVIII веков, и покупкой современного искусства на парижских Салонах, в том числе полотен Энгра, Курбе, Моне, Дени... В 1900 году было построено новое здание музея, которое к концу ХХ века стало тесноватым. И в 2009 году город заказал лондонским архитекторам проект реконструкции. Сейчас строительство нового музейного корпуса в разгаре. Поэтому, собственно, и стал возможен "выезд" в Россию шедевров из постоянной экспозиции.
Другой сюжет, как и обещает название, связан с расширением жанровых границ. И он получился очень увлекательным. Благо границы жанров вроде линии горизонта: чем упорнее к ней движешься, тем дальше она оступает. В случае с пейзажем метаморфозы просто завораживающие. Пейзаж как объект ностальгии способен превратиться фактически в способ самоидентификации, попросту - автопортрет. Это происходит, например, в работе британца Айзека Джулиана, снимающего африканское побережье, откуда увозили его предков в рабство. В видео албанца Анри Сола, почти как в Витебске 1920-х годов, где искусство Шагала, а потом Малевича формировало пространство улиц, пейзаж Тираны, столицы Албании, меняют ярко покрашенные стены домов. Цель урбанистического "макияжа" похожа на утопию: превратить город, в котором ты вынужден жить, в город, в котором хочется остаться. Язвительный Дэвид Голдблатт из ЮАР, напротив, увлечен деконструкцией рекламной мечты. Он сталкивает текст рекламных проспектов, рекламирующих гольф-клубы и "тосканские виллы" в пригороде Йоханнесбурга, с отчетом компании, гордящейся строительством и эксплуатацией изящного металлического акведука, по которому несутся сточные воды того же города. 306 млн. литров - каждый день. И помещает их под фотографиями "мечты": вилл за заборами двухметровой высоты, в шаговой доступности от гольф-клуба, самостроя негритянского квартала и ажурного акведука из светлого будущего. Ноктюрн и пародия на саспенс Хичкока встречаются в двухминутном видео "Момент" Дэвида Клэрбута, героем которого становится неузнаваемо преобразившийся в лесу домашний кот.
Вообще, похоже, что кураторам не хватило еще одного жанра, чтобы метаморфозы, которые оценил бы Овидий, приобрели абсолютно завершенный вид. Я имею в виду, конечно, натюрморт. Воля ваша, но перформанс Марины Абрамович, где она обнаженная лежит под скелетом, выглядит отсылкой не столько к гиньолю, сколько к "мертвой натуре" и memento mori. Точно так же угри, заключенные в формалин, а затем и пластик британцем Тони Грандом, формируют пространство, но перекликаются и с известными рыбными натюрмортами. Гранд, кажется, опередил Дэмиана Хёрста с его акулой на год. Угорь, конечно, поменьше, чем акула. Но идея путешествия в вечность та же.
Наконец, среди актуальных тем проекта - дружественная встреча классики и современного искусства без надоевших обещаний сбросить друг друга с палубы музейного корабля. Нельзя сказать, что такая встреча сегодня большая новость в практике европейских музеев. Но для российских площадок это по-прежнему яркий заметный жест. Как ни странно, похоже, именно коллекция европейского музея, где актуальное искусство и прекрасные эпохи ушедших веков живут в мирном содружестве, способна сыграть своего рода "буфера" между разными традициями российского искусства, которые, кажется, далеки от "замирения".