30.08.2012 00:10
Культура

Конкурс Венецианского кинофестиваля открылся "Изменой"

Конкурс Венецианского кинофестиваля открылся "Изменой"
Текст:  Валерий Кичин
Российская газета - Федеральный выпуск: №198 (5871)
Первым фильмом главного конкурса на 69-м Венецианском фестивале оказалась наша "Измена". Картина снята Кириллом Серебренниковым с зарубежными актерами в основных ролях. В среду его показали прессе, сегодня днем - официальная премьера.
Читать на сайте RG.RU

Это мелодраматическая история двух супружеских измен, за которой поначалу следишь с почти хичкоковским напряжением, - так сказать, мелодрама-триллер.

По прихоти случая я эту картину посмотрел сразу после того, как освежил в памяти объявленный лучшим фильмом всех времен триллер Хичкока "Головокружение", и первые полчаса даже находил в "Измене" признаки хорошо усвоенной хичкоковской школы: молчаливая слежка героев друг за другом, перестрелка недоверчивыми взглядами, "говорящие" детали, тщательная разработка нарастающего "саспенса"... И эти первые полчаса внутренне ликовал: кажется, в Венеции наш фильм окажется сильным конкурентом.

Мужчина приходит к женщине-врачу и, увешанный датчиками кардиограммы, узнает, что ее муж ей изменяет с его женой. И далее начинаются те самые почти неуловимые изменения милых лиц, за которыми, если хорошие актеры, следить в кино - главное наслаждение. А актеры очень хорошие. Серебренников, как он объяснял, не мог доверить серьезные психологические роли никому из наших испорченных шоу-бизнесом звезд. Он обратился к известной немецкой актрисе Франциске Петри и актеру из Македонии Деяну Лиличу. Вторая пара - наша: непрофессиональный актер Андрей Щетинин из фильма Сокурова "Отец и сын" и Альбина Джанабаева из группы "ВИА-Гра", т.е. все-таки из шоу-бизнеса. Измены будут перекрестные и частично с летальным исходом. Актеры играют отлично, и безвременно выбывших из игры искренне жаль.

У всех актеров, включая наших, подчеркнуто "не наши" лица, окружающий мир тщательно освобожден от примет конкретной страны и предельно стерилизован: в нем нет посторонних персонажей, нет не занятых в сюжете фигур, нет среды - городской или сельской. Есть холодные урбанистические конструкции - бетон, кирпич, стекло. Они холодны, необжиты и существуют как бы в пустоте. В таком обезличенном антураже развивается человеческий конфликт, способный произойти где угодно и когда угодно. Наверное, это обстоятельство поможет пробить российской, но без национальной специфики, картине путь на европейские экраны, и, возможно, здесь одна из ее подковерных задач.

Первые полчаса мы четко понимаем, что происходит, пытливо вглядываемся в выражения глаз, в подробности поведения - вместе с героями разгадываем роковой ребус: изменяет или не изменяет? Через полчаса наступает развязка, "линейный рассказ" закончен, а с ним заканчивается и триллер. И начинается какой-то другой фильм. Оставшиеся в живых, определившись с внешними загадками, теперь пытаются разобраться в самих себе. Сценарий, который начинался так уверенно и даже мастерски, преждевременно лишившись сразу двух главных героев, вдруг начинает хромать, суетиться и путаться в собственных показаниях. В жанр психологического триллера контрабандой проникают черты притчи, в сугубо бытовой рассказ - прямолинейная символика: в одной из сцен героиня даже демонстративно "меняет кожу", отбрасывая старые одежды как отработанный хлам и сигнализируя зрителю, что начинает новую жизнь. И если первая недолгая часть картины врезается в память покадрово, то вторая, долгая, забывается так быстро и прочно, что уже теперь я не могу, даже если бы хотел "спойлерить", пересказать, что в ней происходит. Потому что едва ли не каждое последующее действие героев опровергает предыдущее. Герои в смятении, они бросаются из крайности в крайность, от "люблю" к "ненавижу", некоторые персонажи сами по себе необъяснимо исчезают из фильма, и тема неодолимого, фатального одиночества каждого начинает звучать с бетховенским пафосом. Большая часть этого минималистского фильма обходится без музыки, заменяя ее бытовыми шорохами и несмолкаемым тревожным гулом, но в какой-то момент музыка оказывается нужной режиссеру - и он выбирает "Остров мертвых". Тем, кто знает эту мрачную симфоническую поэму Рахманинова, само ее название станет подсказкой для понимания "сверхзадачи" картины. На Острове мертвых все дома похожи на крематорий, а все люди, даже столь неотразимо женственные и так витально мужественные, легко переходят в состояние временно живых трупов. Там все мотивировки быстро спутываются в клубок заранее обреченных судеб. Фатум математически жесток, с ним не спорят, и конец для всех всегда один.

Фильм вызывает двойственные чувства. Нельзя забыть уверенный ход его драматургии в начале, но тем более странной кажется внезапная потеря сценаристами не только темпоритма и творческого куража, но даже и нити повествования. Словно, уверенно идя по джунглям жизни, они вдруг теряют сразу все ориентиры, они растерянны и уже не знают, как соединить взбесившиеся "линии судеб" в сколько-нибудь внятный рисунок. В предыдущих картинах Серебренникова опорой режиссера была сильная драматургия - будь то остроумная пьеса братьев Пресняковых "Изображая жертву", блестяще выстроенный этюд Юрия Арабова в "Юрьевом дне" или чеховская проницательность в "Рагине". На этот раз Серебренников взялся писать сам, в содружестве с Натальей Назаровой, и их совместное дитя выдает все признаки родовой болезни нашего кино, испорченного клиповым сознанием: стартуя хорошо и амбициозно, оно выдыхается на стайерской дистанции полнометражной драмы. Раз запнувшись, фильм проседает все ниже и до финала дотягивает совсем обессилевшим.

Сейчас трудно судить о перспективах картины в венецианском конкурсе - мы еще не знаем контекст, в котором она окажется. Но мои наблюдения относительно всегда тщательно выстроенной "сюжетной интриги" фестивалей, похоже, снова грозят подтвердиться: конкурсы обычно идут "по нарастающей", ставя для разгона возможных аутсайдеров и приберегая более сильные картины на последующие дни. Это расхожая практика, стройность расчетов которой жюри опровергают крайне редко, оставляя нам весьма эфемерную надежду.

Наше кино