Одномоментность и диаметральная противоположность этих процессов не могла не бросаться в глаза. Казалось, что тектонические сдвиги привели в действие некие "интеграционные лифты". И представлялось, что государства бывшего СССР постепенно снизят степень централизованности экономики, и, обретя политическую независимость, сохранят, тем не менее, единое экономическое пространство и единую валюту. Тем более что сами Беловежские соглашения именно это и предусматривали! А Евросоюз, напротив, повысит свою внутреннюю интегрированность, и тогда "западный" и "восточный" лифты остановятся на одном этаже, наиболее соответствующем современным экономическим реалиям, и потом потихоньку-полегоньку - ключевое слово! - будут подниматься вверх....
Получилось иначе. "Постсоветский" лифт резко рухнул ниже плинтуса. "еэсовский" же круто пошел вверх, при этом оказался битком переполненным пассажирами, вопреки всем нормам эксплуатационной безопасности. В том числе сбежавшими из соседнего лифта.
Двадцать лет спустя лифты вновь движутся в разных направлениях. "Постсоветский", по ходу существенно полегчавший - остались только самые стойкие и целеустремленные, - резво стал подниматься вверх. А "еэсовский", то ли не выдержавший перегруза, то ли из-за отсутствия должных ремонтно-профилактических работ, вот-вот, глядишь, сорвется в пропасть...
Но участникам евразийского интеграционного проекта, безусловно, не стоит втихую радоваться и лицемерно сочувствовать соседям. Чтобы наш собственный лифт продолжал упорно подниматься вверх, надо понять - а что же случилось с европейским?
Без такого понимания нас в будущем, пусть и не самом близком, ждет нечто похожее. Ведь когда после распада Советского Союза новые независимые государства стали искать пути взаимодействия, то в качестве ориентира был взят именно Европейский союз. И это абсолютно оправданно. ЕС - единственная реально действующая интеграционная модель, на которую равняются и в Евразии, и в Латинской Америке, и в других частях света. И потому полезно извлекать уроки из ошибок первопроходцев.
Закономерности, которые не простят обмана
нынешнее испытание интеграции, я уверена, только пойдет ей на пользу. Европа, надеюсь, выйдет из нынешнего кризиса более сплоченной и более мудрой, и эта мудрость пригодится евразийской интеграции.
На какие же "грабли" наступила Европа? Даже в первом приближении очевидно, что истоки нынешних бед, с одной стороны, - в безумной перегрузке "лифта". С другой - в том, что строители не успевали синхронно с его быстрым подъемом возводить и обустраивать новые этажи интеграционного здания. По сути европейцы, всем своим опытом продемонстрировавшие наличие у интеграции универсальных закономерностей, сами же в последние годы стали их нарушать.
Этапность, разумный баланс между углублением процесса и расширением его географической сферы, конвергенция экономических показателей, наднациональность, наличие внятной конечной цели - пока Европа следовала этим закономерностям, интеграция прогрессировала. Когда пыталась нарушить хотя бы одну из них - каралась обиженными экономическими законами. Но, пожалуй, впервые за всю историю европейцы нарушают все закономерности сразу...
Базовая закономерность интеграции - этапность восхождения от более низших ступеней к более высоким.
Все знают, что случится с автомобилем с механической коробкой, если сразу врубить третью или четвертую скорость, - мотор тут же заглохнет. То же самое с интеграцией. Нельзя перескакивать через этапы. Постсоветские государства в девяностые годы безуспешно предпринимали попытки то провозгласить единую рублевую зону, то экономический союз, не заложив прочного фундамента. Не успели мы выучить этот урок, как европейцы преподнесли новый - не менее страшно, разогнавшись, забыть перейти на следующую передачу.
Действительно, по мере продвижения к все более высоким ступеням интеграции и снятия внутренних барьеров негативные воздействия остающихся барьеров начинают ощущаться все сильнее. Экономическая политика в одной стране все сильнее влияет на партнеров, что может вызывать с их стороны защитные действия. Встает вопрос: или делать качественный скачок вперед, или смириться с разрушением уже достигнутого. Таким образом, интеграция является объективным, саморазвивающимся процессом.
В эту внутреннюю динамику европейцы уверовали настолько, что им стало казаться, что на их интеграционном автомобиле стоит автоматическая коробка, что не надо заботиться о переключении передач. Само все поедет дальше! Вот здесь и настигла авария...
Формируя экономический и валютный союз, европейцы недооценили важность его экономической составляющей. Возвращаясь к начальной параллели - лифтовую-то шахту построили до небес, в самой кабине установили мягкие пуфики и дорогие зеркала, а вот верхние этажи, на которых останавливается сей роскошный лифт, законсервировали на уровне "shell and core". Потом как-нибудь достроим...
Кончились не деньги, а политическая воля. Потратив весь политический ресурс на то, чтобы убедить друг друга в целесообразности отказаться от национальных валют, европейские лидеры затормозили решение других чувствительных вопросов - в сфере налоговой, бюджетной и банковской гармонизации. Отложили до лучших времен. Теперь решать приходится, увы, в худшие.
Отдадим должное мужеству наших европейских коллег - они извлекли болезненный урок, и ныне выход из кризиса ищут на путях усиления, а не ослабления интеграции. Их сегодняшние меры как раз и направлены на достройку и обустройство того, что надо было сделать раньше.
Важный урок для нас! Нам тоже придется каждый день взбираться по интеграционной лестнице все выше и выше, при этом не перепрыгивая через ступеньки, но и не снижая темпов. Мы сейчас только у подножия единого экономического пространства. Предстоит последовательно выявлять и устранять барьеры, мешающие реализации "четырех свобод" - движения товаров, услуг, капиталов и рабочей силы, не забывая о повышении степени согласованности экономической политики в ключевых областях. Полноформатные "четыре свободы" плюс необходимая степень координации экономической политики и есть путь к Евразийскому экономическому союзу.
Уже сейчас вырисовываются первоочередные сектора, где требуется согласование национальных экономических политик. Если не будет гармонизации, например, в сфере промышленной политики, в том числе понимания, кто какие новые производства будет создавать, то в условиях свободы движения товаров резко возрастет конкуренция по однотипным продуктам. Будет лихорадить единый рынок и провоцировать бизнес-конфликты, неизбежно переходящие в политические. А главное - окажутся упущенными возможности по объединению усилий для массированного выхода на внешние рынки. В полной мере это относится и к сельхозполитике.
Не менее важна координация макроэкономической и валютной политики. Этот трек взаимодействия часто отождествляют с единой валютой и спрашивают: "А в каком году вы планируете ее ввести?" Правильный, на мой взгляд, ответ на этот вопрос звучит так - "тогда, когда экономические преимущества от единой валюты для нашего единого рынка и национальных экономик будут выше, чем издержки". Пока это не так.
А вот изучение целесообразности координации валютной политики, на мой взгляд, уже в повестке дня. Иначе нас ждут те самые "европейские грабли", когда плавающие курсы в условиях Таможенного союза поощряют валютный демпинг. В момент выработки Римского договора европейцы о валютной интеграции даже не задумывались. В рамках Бреттон-Вудской валютной системы обеспечивалась достаточно высокая степень стабильности мировой валютной системы, существовали фиксированные паритеты денежных единиц.
Отцы-основатели ЕС не могли предположить, что буквально пятнадцать лет спустя эта система рухнет. Начнутся нестабильные семидесятые, когда Европа в полной мере испытает "прелести" существования в рамках таможенного союза, без возможности применять защитные меры в торговле, но с нестабильными валютными курсами! Сплошные "винные", "молочные" и прочие войны приведут евроинтеграцию на грань пропасти, и чтобы не свалиться в нее, они и решат форсировать процесс валютной интеграции.
Нам тоже уже сегодня надо всерьез переходить к совместному обсуждению вопросов макроэкономической политики с тем, чтобы не допускать разнонаправленных валютных колебаний. В уже действующих соглашениях "тройки" заложены критерии сближения уровней инфляции, госдолга, бюджетного дефицита. Но этого мало.
Про коварство конвергенции
Конвергенция национальных экономик - пожалуй, самая "коварная" из всех закономерностей интеграционного процесса. Среди экспертов нет единства, какая степень конвергенции необходима для конкретного этапа интеграции, ни даже понимания, что первично - конвергенция показателей, или конвергенция политик. Однако европейский опыт позволяет сделать некоторые выводы.
Единая политика означает единые цели регулирования. Но они могут успешно реализовываться только в условиях выравнивания основных экономических показателей и сближения уровней экономического развития и экономических структур. Если базовые условия разные, то как обеспечить единую политику? Сытый голодного не разумеет... Именно поэтому для устойчивости интеграционной системы нужна конвергенция, то есть сближение основных экономических показателей.
Взглянув на показатели конвергенции экономических показателей еврозоны, невольно задаешься простым вопросом - почему кризис евро не случился раньше?
Действительно, к 1999 году европейцы, словно школьники к экзамену, подтянули свои отметки и благополучно прошли через сито маастрихтских критериев. В 2001 году их осилила даже Греция. А потом стали опять расходиться. Увы, они поставили национальные интересы, которые в силу расхождения базовых условий существенно различались, выше коммунитарных.
Маастрихтские критерии конвергенции оказались тем самым пресловутым ЕГЭ - формальными отметками, которые можно получить благодаря целенаправленной зубрежке, но за которыми не лежит реальных знаний, то бишь экономического фундамента. Хорошие отметки, как оказалось, можно получить и благодаря "креативной бухгалтерии". В 2004 году Еврокомиссия обнаружила, что статистические данные, предоставленные Грецией и на основе которых ее приняли в зону евро, мягко говоря, не соответствуют реальности. Была предпринята попытка расширить полномочия Евростата, дав ему возможность "на месте" проверять национальные службы. Поддержки у стран это не нашло, хотя отчитываться приходится по весьма ограниченному кругу критериев. На их поверхностность обращали внимание многие. Тот же Жак Делор, отец планов введения единой валюты, настаивал на дополнении их критериями реальной социальной конвергенции - например, уровней безработицы. С ним мне посчастливилось встречаться буквально пару месяцев назад, и он вновь указывал на отсутствие этого критерия как явный изъян. Но сблизиться реально сложнее, чем сблизиться номинально.
А ведь именно реальные показатели экономического развития определяют цели экономической политики. Как жить с единой валютой, ориентированной прежде всего на низкие темпы инфляции, если в странах совершенно разная ситуация по темпам роста и занятости?
А за годы, прошедшие с введения евро, по этим показателям страны продолжали расходиться все дальше и дальше. В итоге по таким показателям, как прирост ВВП или промышленного роста степень разобщенности сегодня в Европе выше, чем в 1999-м, а значит, государствам сложно иметь одинаковые цели экономической политики, а соответственно, и единую валюту.
Да что там темпы ВВП! Даже по таким номинальным показателям как инфляция или дефицит госбюджета различия между странами выше, чем до введения евро, хотя многие экономисты свято верили, что само существование единой валюты эти номинальные показатели уравняет.
Не уравняло. Соответственно, важнейший урок - объединяться должны подготовленные.
Расширение или углубление?
Отсюда следующая, нарушенная европейцами закономерность интеграции - расширять интеграционное поле можно лишь тогда, когда зацементировано ядро. Успешный интеграционный проект подобен пылесосу - он затягивает соседей, которые слетаются, как бабочки, на очаг экономического процветания и благополучия. Вспомним конец восьмидесятых - начало девяностых. В объединенную Европу рвались все - от стран Восточной и Центральной Европы и Турции до постсоветских республик. Вступление в Евросоюз представлялось единственной формой легитимизации новых демократий.
Надо отдать должное лидерам ЕС - они не хотели форсировать процесс расширения, предполагая сосредоточиться на углублении. Чтобы не оттолкнуть желающих, придумывались иные форматы - соглашения об ассоциации с бывшими соцстранами, общее экономическое пространство со странами ЕАСТ. Заговорили о "Европе с меняющейся геометрией" и о "Европе концентрических кругов", в центре которой находился бы собственно Евросоюз, следующий круг составляло бы общее экономическое пространство с государствами ЕАСТ, а периферию - Восточная и Центральная Европа, а также новые независимые государства СНГ. Для окармливания этих "кругов" родились программы ФАРЕ и ТАСИС...
Вся эта хитроумная геометрия рухнула 19 августа 1991 года, когда угроза путча и возрождения "железного занавеса" заставила европейцев во имя геополитики пренебречь экономикой и предоставить европейскую перспективу тем, кого хотелось, пока не поздно, затащить под свой зонтик. Плотина прорвалась, и отныне "в Европу" стали принимать всех. Из внятной структуры двенадцати-пятнадцати государств ЕС практически удвоился.
Казалось бы, что в этом плохого? Более конкурентоспособные "старички" получили огромный рынок сбыта и стали быстро его осваивать. Но за доступ на рынки "новичков", за подчинение их ранее принятым правилам европейского клуба, "старожилам" пришлось заплатить не только реальными финансовыми ресурсами, но и вязкостью институциональных механизмов, сложностью принятия решений, а главное - усилившимся расхождением экономических показателей.
Европа упорно пыталась "переварить" новичков, ссужала их деньгами, принимала наиболее отличившихся в зону евро. И - не делала того, что должна была делать для укрепления интеграции. "Евростройку" законсервировали - политический ресурс, увы, всегда ограничен. И потому главный для любого успешного интеграционного процесса урок - не стремиться быстро расширяться. Затолкать в лифт много народу ума не надо, а вот со всем этим подняться наверх...
Одновременно новые страны, став полноправными участниками стали осматриваться и задавать вопросы. А где бонусы от членства в ЕС? Да, граждане получили возможность беспрепятственно уезжать на заработки, чем активно пользуются, но где инвестиции? Где новые производства? Даже старые, не выдерживая конкуренции, начинают закрываться.
Безумно осложнился процесс принятия решений, особенно с учетом того, что "младоевропейцам" не очень по душе следующая важнейшая закономерность интеграции - наднациональность. Только-только вырвавшись из "советского блока", где, впрочем, жесткость правил компенсировалась халтурным их выполнением, они оказались в пелене европейских регламентов, директив и прочих нудных и детальных норм. Но наднациональность есть ключевая закономерность интеграции.
Она появляется на этапе Таможенного союза и существенно возрастает на этапе формирования ЕЭП. В условиях высокой степени переплетения хозяйственных систем национальные инструменты регулирования теряют эффективность. В итоге страны неизбежно должны объединять свои усилия для того, чтобы найти иные, коллективные методы осуществления экономической политики.
Европейцы, первые в истории продемонстрировавшие готовность создавать наднациональные структуры, показали и всю политическую сложность этого процесса. На определенной степени европейцам стало просто страшно и далее отдавать свой суверенитет "брюссельской бюрократии".
Национальные правительства нашли изящный ход "от противного" - расплодили эту самую бюрократию. Да, на словах все эти годы шло усиление наднациональных основ интеграции, но новых коммунитарных структур стало столько, что теперь они явно конкурируют друг с другом, а национальные чиновники тихо потирают руку. На знаменитый вопрос экс-госсекретаря США Киссинджера - "кому мне звонить, если я хочу поговорить с Европой", по-прежнему нет ответа. Кто олицетворяет Европу сегодня? Баррозу? Ромпей? Эштон? Пока председателем Европейского Совета на ротационной основе выступал глава исполнительной власти одной из стран, это обеспечивало баланс наднационального и межгосударственного устройств ЕС. Сейчас - просто дублирование структур. Его, впрочем, легко устранить, если Председатель Совета станет "Президентом Европы", а Комиссия - ее полноправным "экономическим правительством".
У Европы есть единая экономика, есть единая валюта, и во многих сферах - единая экономическая политика. Но нет единого ответственного. Европе остро необходимо экономическое правительство и, очевидно, скорее рано, чем поздно, оно у нее появится. Важный европейский урок - взращивать эту самую наднациональность. Не позволить национальным бюрократиям нанести ответный удар. Противостоять этому могут только политики. И уж если что-то передано на наднациональный уровень, оно должно быть полностью изъято из национального регулирования.
Рождение нашей собственной наднациональности заняло два десятилетия. От заклинания - "берем за основу европейский вариант интеграции, но суверенитетом не поступимся", перешли к осознанию, что передача части полномочий на наднациональный уровень - совсем не утрата суверенитета, а коллективная форма его обретения в глобальном мире. Поодиночке с небольшими государствами в мире не считаются, но собранные в кулак они могущественные. Один за всех, все за одного - это не только про мушкетеров. Это формула, лучше других выражающая интеграционный процесс.
Конечная цель - всё!
В завершение - про конечную цель. У европейцев была очень простая цель, которая питала интеграцию на протяжении десятилетий. Нам очень понятная и близкая, поскольку во имя ее народы всех континентов готовы многое простить политикам и даже не спрашивать у них отчета. Звучит она так - "лишь бы не было войны". Да, именно для того, чтобы извечные споры, прежде всего между Францией и Германией, не привели к очередной мировой войне и создавались европейские структуры. Позже, когда угроза войны между западными демократиями стала казаться мифической, очень своевременно рухнул "железный занавес", и в одночасье объединилась Германия.
Какие апокалиптические эссе писали тогдашние эксперты! Про нарушение европейского статус-кво, про исходящую от новой Германии угрозу только-только обретенной стабильности континента, про недопустимость "германизации" Европы, во имя чего необходимо провести "европеизацию" Германии. В этой накаленной атмосфере трепета перед немецким объединением планы экономического и валютного союза без дальнейших проволочек немедленно стали претворяться в жизнь, одновременно дополненные политическим союзом - чтобы новорожденную единую Германию как можно крепче опутать европейскими узами.
Благополучно опутали. Угроза внутриевропейских конфликтов окончательно ушла в небытие, а вместе с ней и ... политический raison d etre европейской интеграции. Остался экономический, но он подвержен переоценке в зависимости от текущей конъюнктуры, да и вообще не всегда понятен электорату. И ...идеалистичный, давно провозглашенный романтиками интеграции - все более тесный союз европейских народов, неоднократно и в различные исторические времена привыкших существовать как единый организм. Под эту идею попытались подвести базис - европейскую конституцию. Отвергнув конституцию, европейцы своими руками проложили дорогу к нынешнему кризису. Глобальный финансовый кризис просто определил дату его начала, но вовсе не породил его. В его основе - нарушение выработанных собственным опытом закономерностей.
Европе нужно обрести цель. И в современных условиях ею не может не быть рождение по сути дела европейской федерации, Соединенных Штатов Европы, о которых первыми заговорили - не верьте классикам! - совсем не злодеи-империалисты, а писатели-романтики. Виктор Гюго пророчески предсказывал: "Придет день, когда французы, русские, итальянцы, англичане, немцы, словом, все нации континента, не теряя своих отличительных качеств и яркой индивидуальности, образуют единство и создадут европейское братство... Я принадлежу к партии, которая пока не существует. Этой партии принадлежит XX век. Она приведет к рождению Соединенных Штатов Европы".
...День пришел. И Европе предстоит превозмочь боязнь сделать шаг и признать уже данность - необходимость все более тесного политического единства с самой собой, и экономического - с Евразией.
Интеграция сегодня испытывается на прочность. Кажется, что она проходит через самый глубокий кризис со времен создания ЕС. Не уверена. В семидесятые - начало восьмидесятых казалось, что проект вообще умирает. Сегодня кризис просто кажется страшнее, чем тогда, поскольку интеграционный лифт вознесся на невиданную высоту. Падать будет больнее. И постсоветские государства, прошедшие в свое время через распад единого экономического пространства и единой валюты, легко могут прочитать лекцию на тему "На какие грабли Советского Союза не надо наступить Европе..."
Да, с созданием Европейского союза, бесспорно, умерла алхимия европейской интеграции. Она перестала зачаровывать европейцев обещанием вечного мира и процветания, казаться единственной гарантией от сползания в прошлую пучину кровопролитных схваток наций и государств. Идея европейского единства, едва став доступной, потеряла былой ореол. Убежденные в незыблемости послевоенного мира и в прочности демократических институтов, многие граждане стали евроскептиками, с завидным постоянством голосующими "против Европы".
Интеграция из магии, из высшей силы, которую призывали как спасительницу от всех бед, подобно тому, как наши предки молились дождю и грому, стала обыденным явлением. Европейская идея перестала быть святой и непреложной. Она сошла со своего пьедестала. Интеграция стала привычной, ее преимущества воспринимаются как данность.
...Как часто Прекрасная дама, едва став женой, превращается для возлюбленного из объекта страсти в сварливую виновницу всех его разочарований! Так и единая Европа видится многим разрушительницей их уютных национальных миров. Им хочется остановить этот процесс. Плоды "остановки" как раз и пожинаются сегодня.
...Да, интеграция меняет привычные национальные миры. Но без интеграции их бы у Европы давно уже не было...