Территориально-промышленные комплексы советского времени также работали в логике формирования компактно размещенных в пространстве длинных производственных цепочек. Сейчас пришло время современных кластеров - инновационного типа, имеющих дело с экономикой знаний. Конкурс Минэкономразвития выявил более 90 проектов создания инновационных кластеров, из которых получили поддержку со стороны государства только 14.
"Кластерный подход - ответ на вызовы новой индустриализации", - считает советник генерального директора Государственной корпорации по атомной энергии "Росатом", эксперт Международного бизнес-саммита 2012 в Нижнем Новгороде Петр Щедровицкий. Подробнее о развитии кластеров в России - в интервью с ним.
Петр Георгиевич, для начала напомните, пожалуйста, что собой представляет кластерный подход?
Петр Щедровицкий: Да, давайте начнем с общего понятия "кластер". Как мы знаем, любой вид деятельности требует некоторой пространственной организации. Нужна инфраструктура, система коммуникаций, плотность взаимодействия, с учётом вида деятельности. Эффективность экономической деятельности зависит от её плотности.
Как мы понимаем, если на территории живёт три человека, то содержание инфраструктуры для них будет запредельно дорогим. Соответственно, если плотность деятельности на территории низкая, то и эффективность для каждого участника тоже низкая. А если плотность деятельности высокая и участников больше, инфраструктурные издержки те же, но они поделены между большим числом пользователей, и для каждого это становится более выгодно.
Суть кластерного подхода в том, чтобы относиться к развитию территории с позиций выстраивания на ней максимально высокой плотности деятельности и максимально длинной цепочки добавленной стоимости. Зачем? Чтобы максимизировать экономический эффект и прибыль, которая остается на этой территории и идет на развитие инфраструктур, условий и качества жизни.
Насколько, на Ваш взгляд, осознана на уровне государства необходимость кластерного подхода? Что делается в этом направлении? Что происходит в России в этой области?
Петр Щедровицкий: Как известно, некоторое время назад Минэкономразвития был объявлен конкурс кластеров, после соответствующего решения на уровне президента и правительства. Сейчас он завершен. В результате, выбраны несколько кластеров, которые получат государственную поддержку. А также номинировано несколько кластеров, которые признаны интересными проектами, но не получат господдержки и будут развиваться сами, а через некоторое время, будут снова претендовать на получение средств в той или иной форме. В первый перечень вошло три атомных кластера: Саров, Железногорск и Димитровград. Что касается Железногорска, то в перспективе, это один из главных российских центров инновационных разработок в космической и ядерной сфере. К нему еще вернемся. Итак, после завершения конкурса, мы начинаем обсуждать следующий шаг развития, в частности программу организационного обучения для специалистов, которым предстоит заниматься конкретными проектами по развитию кластеров.
Петр Георгиевич, те 14 кластеров, которые существуют сегодня в России, работают по одной схеме? Или же существуют какие-то различия?
- Безусловно, различия существуют. Говоря о кластерном подходе, необходимо четко различать два типа кластеров: монопроизводственный и диверсифицированный. Первый тип был характерен для 20-го века. Это линейный кластер, одна технологическая цепочка. В качестве примера я обычно привожу обработку леса. Если вы обрабатываете лес, то у вас есть научно-исследовательский институт, который занимается выведением современных пород леса, лесопосадка, вырубка этого леса, переработка для какого-то конкретного производства. И ещё желательно, чтобы был образовательный институт для подготовки специалистов в этой сфере и, например, какой-то дизайн конечных изделий - мебели или бумаги. Вот вы собрали линейный кластер.
И фактически тот уровень задач, который сегодня решается в подобных кластерах, это лидерство по издержкам. Основная задача - максимальная концентрация, достижение за счет этого экономии и лидерства по издержкам, и получение, соответственно, эффекта от оптимизации. Такие кластеры особенно хорошо работают на масштабных, крупных, глобальных рынках, потому что за счет компактности размещения, концентрации специалистов и технологий в одном месте, за счет экономии на инфраструктурных издержках, они могут давать большие объемы продукции.
На конкурс были представлены линейные кластеры?
Петр Щедровицкий: Да, они заявлялись, например, в области нефтегазохимии, где нужно добиться максимального эффекта от оптимизации, в области металлургии, в ряде других.
А второй тип?
Петр Щедровицкий: Второй тип - диверсифицированный кластер. Здесь эффект возникает не за счет хорошо организованной линейной цепочки, а за счет переброса технологий и решений, идей, знаний из одних технологических цепочек в другие, в соседние области. Новшество, зарекомендовавшее себя в одной области, будучи перенесено в другую, может создать совершенно неожиданный и очень серьезный эффект. Возникает так называемая кластерная синергия. Это и есть принцип современного диверсифицированного кластера, который использует экономику знаний.
Кластеры такого рода можно назвать, во-первых, диверсифицированными, потому что пересечено несколько технологических цепочек, видов деятельности, областей знаний. Их можно назвать также синергетическими, потому что одна цепочка может поддерживать другую, и от сложения двух чисел получается не прямая их сумма, а некая прогрессия. И их можно назвать инновационными в точном смысле этого слова, то есть теми, где мы имеем дело с экономикой знания, а не только с технологическими новшествами, вплетенными в традиционную производственную цепочку.
Примеры таких кластеров в России?
Петр Щедровицкий: Те кластеры, которые мы проектировали и создавали в Сарове, в Железногорске, в Димитровграде, претендуют именно на этот второй статус. И такие кластеры наиболее характерны для конца 20-го - начала 21-го века. Они возникли, во многом, благодаря пониманию того, что в традиционных кластерах инновационные эффекты незначительны.
Кластеры первого типа, линейные, создавались и в Советском Союзе. Они носили название территориально-промышленных комплексов.
Но если говорить уж совсем грубо, - наверное, во всяком грубом тезисе существуют изъяны, потому что жизнь сложнее, - у территориально-производственного комплекса отсутствуют внутренние механизмы развития. Развитие очень часто приходит вообще из других областей. Например, развивали металлургию и были в ней лидерами по объему производства, а инновации пришли из IT. И перестройка информационной оболочки управления современным металлургическим производством привела к тому, что лидерство исключительно по издержкам мало что дает.
А когда мы имеем дело с кластерами, где вся суть в разнообразии и, в некотором смысле, в неожиданных комбинациях, мы понимаем, что у них огромные перспективы. Ведь эти комбинации возникают и за счет перехода людей с их опытом, компетенциями, и за счет переброса технологий, нового применения старых технологий, и за счет того, что на стыках дисциплин появляются пограничные направления. Например, на стыке атомных технологий и материаловедения - с помощью радиационного облучения мы получаем новые материалы, или на стыке радиационных технологий и фармацевтики - за счет облучения мы можем получить новые качества радиофармпрепаратов.
Все те кластеры, которые создавались совместно с Росатомом и кластером ядерных и радиационных технологий Сколково, носят, по замыслу, по направленности, инновационный характер. И, как мы уже отметили, Железногорск Красноярского края вполне может стать одним из важных российских центров инновационных разработок в ядерной и космической сфере. Ведь на территории ЗАТО Железногорск - два предприятия мирового уровня, которые могут достроить и то, что сегодня вынуждены покупать за границей, и создать ряд новых технологических направлений.
Вдумайтесь, выпущенный спутник это еще не конечный продукт. Конечным продуктом является услуга, которую этот спутник оказывает медикам, фермерам, системе безопасности. Нужно развивать эти новые виды деятельности и бизнесы. И в Железногорске такая возможность есть. Тем более, что у города есть некий опыт работы по кластерной модели в советское время. Если почитать документы, то размышляли именно об этом. Проблема заключалась в том, что сама советская система была замкнутой, не входила в мировую кооперацию так, как это делали другие страны, жившие в открытом мире, и поэтому конечный рынок был только свой, национальный, который всегда мал, о какой бы стране ни шла речь. А если вы не занимаете место на мировом рынке высокотехнологичных производств, то вы легко потеряете и свое место на внутреннем рынке высоких технологий.
Какое-то наследие осталось от советских попыток работы по кластерной модели?
Петр Щедровицкий: Конечно. Предыдущие поколения создали в Железногорске технологический задел, который до сих пор, несмотря на спячку, позволяет контролировать существенную долю мирового рынка и по спутникам, и по услугам обращения с отработанным ядерным топливом. Но мир не стоит на месте. Сегодня мы можем сказать однозначно: ни инфраструктура Железногорска, ни система образования, ни уровень включенности в мировой рынок, ни объем малых предприятий не соответствуют современным параметрам инновационного кластера. То есть за будущее города, взявшего на себя задачи развития кластерной модели экономики, еще предстоит побороться.
Какая инфраструктура, на Ваш взгляд, должна возникнуть вокруг железногорского кластера?
Петр Щедровицкий: На сегодняшний день, принято решение, что под кластер будут создаваться промышленный парк, кампус и ряд элементов современной городской инфраструктуры. Если же говорить о научно-образовательной стороне, то создаются сообщества и сетевые структуры, в том числе Сибирский научно-образовательный консорциум. По прогнозам экспертов, к 2016 году кластер позволит создать порядка 30 промышленных предприятий, преобразовать научно-производственную площадку и дать городу не менее 3000 новых рабочих мест.
А что можно сказать о Сарове?
Петр Щедровицкий: В Сарове на сегодняшний день уже создан технопарк. В него вынесен ряд функций из базового предприятия. Поскольку основное предприятие в Сарове занято решением оборонных задач, то технопарк создавался как некий терминал, который позволяет коммерциализировать и использовать в гражданской сфере ряд наработок, носящих по своему происхождению закрытый характер. Эти наработки в первую очередь связаны с информационными технологиями, с моделированием и обслуживающими эти важнейшие направления деятельности города дополнительными сервисами.
Технопарк сегодня функционирует как совместный проект АФК "Система", "Роснано" и "Росатома". И в дальнейшем предполагается его специализация как раз на современных интеллектуальных технологиях, связанных с развитием информационных инфраструктур.
Пётр Георгиевич, Вы не упомянули кластер в Санкт-Петербурге, который считается самым крупным в России по радиационным технологиям. Вы согласны с этим?
Петр Щедровицкий: Давайте четко поймем следующее: у крупного города всегда есть преимущества для кластерообразования, особенно диверсифицированного вида. Много людей, которые занимаются разным, много учебных заведений, высокая проточность с точки зрения международных конференций, приезда иностранных специалистов, крупных компаний, которые создают свои представительства. То есть - разнообразие. Поэтому, безусловно, Санкт-Петербург по разным причинам имеет целый ряд преимуществ по сравнению со стотысячным городом, тем же Железногорском, где плотность и разнообразие всегда будет меньше.
Петербургский кластер самый крупный в том смысле, что в нем много разных участников. Много научно-исследовательских институтов, есть своя ускорительная база, есть масса возможностей приложения этих радиационных технологий: и материаловедение, и сельское хозяйство, и медицина. Но суть кластера не в его размере. Суть кластера в том, что он имеет потенциал к разнообразию и каким-то неожиданным решениям.
А больницы входят в петербургский кластер?
Петр Щедровицкий: В том числе. Ведь необходимо внедрение, апробация технических решений в медицинской практике, поэтому очень важны такие терминалы, в которых проводится работа по обучению врачей применению этих технологий. Внедрение в инновациях - самый сложный этап: придумать-то можно что угодно, но далеко не все может быть использовано в медицинской практике. Процесс передачи в практику занимает достаточно длительное время.
Если сравнить петербургский кластер с аналогами в Германии и в Израиле, двух странах, лидирующих в области радиационных технологий, он на уровне? Может конкурировать?
Петр Щедровицкий: В каких-то направлениях да, в каких-то еще нет. Не будем забывать, что в России 20 лет этим никто не занимался, поэтому, конечно, будет существенная доля догоняющих решений. Все это требует времени и денег.
Кроме того, люди должны понимать, что эти разработки будут востребованы. Ведь у нас до сих пор не решен вопрос, как оплачивать эти услуги, поскольку они не включены в страховую медицину, в отличие от Германии, например. Там вы не платите тысячи евро за один сеанс, так как у вас все это в страховке как ранняя диагностика. Чем тратить десятки тысяч на лечение и на выбытие человека из производственного процесса, лучше провести полноценную диагностику. На Западе люди проходят такое обследование либо раз в пять лет, либо раз в год, в зависимости от возраста, истории болезни и показаний.
И каким может быть будущее как перечисленных, так и других кластеров в России, на Ваш взгляд?
Петр Щедровицкий: Если помните, два года назад был заявлен тезис о необходимости перехода России к инновационной модели экономики - как ключевом условии развития в период после первого этапа глобального кризиса. В ряде государственных инициатив того периода, сформулированных в идеологии модернизации, стоит и кластерная политика. И в мире существует масса примеров ее успешной реализации.