У нас в редакции был вечер: "Мир без виз: Москва с грузинским акцентом", условия для входа было одно: грузин приводит русского друга, а русский - друга грузина. Вы тоже сделали добрый шаг в этом направлении, за это - спасибо.
Гигинеишвили: Я исхожу из того, что Россия и Грузия - по-прежнему единое культурное пространство. И всегда помню, как Нани Брегвадзе, постоянная гостья нашего дома, с моей мамой пела на два голоса русские романсы. Соединение потрясающего вкуса, стиля, душевности - это очень родное. И я всю жизнь мечтал снять подобную картину. Сделать такой мостик между нашими странами, которые во мне соединились: я не могу ни без Тбилиси, ни без Москвы. И хотел сделать картину о взаимной любви.
Откуда вы знаете русский? Ведь уже выросло поколение, которое вообще его не учит.
Гигинеишвили: Это жизненно необходимо: я здесь учился, получил профессию во ВГИКе, здесь работаю. Грузинской молодежи, говорящей по-русски, теперь, увы, мало, самое болезненное - визовый режим между нашими странами. Картину снимали российская и грузинская группы, но это были люди одной культуры. Возможно, снимать с американцами было бы очень интересно, но такое родство не возникло бы.
Ваш фильм - о любви, которую в Грузии находят героини. А на съемочной площадке романы случались?
Гигинеишвили: Случались, но я режиссер, и от меня кое-что прячут, и только через близких людей я узнаю, кто за кем ухаживает. Это были необязательно романы, но - взаимные симпатии. Правда, есть разница между нашими странами: здесь все заняты своим делом, а на съемках в Грузии бывали случаи, когда в кадр входили посторонние люди с бокалами и предлагали свернуть съемки и перейти к настоящему делу.
Игорь, вы как кинопродюсер начали свою деятельность с сугубо артхаусных "Овсянок", а теперь сделали картину, рассчитанную на массовый прокат. Такие контрасты - осознанный шаг?
Мишин: Все зависит от точки отсчета: для одних чай и кофе - разные напитки, а для других - одно и то же, потому что жидкое. Для меня обе картины родственны: независимо от киноязыка, который выбирает режиссер, это рассказы о любви в разных ее проявлениях. Первый - о любви, которая проходит мимо людей, они не успевают ее найти, почувствовать, понять, сделать усилие, чтобы ее реализовать. А второй - о счастливой любви, когда люди находят свою вторую половину, иногда даже не предполагая, что у неказистой истории может быть счастливый конец, что и развод может стать началом соединения любящих людей. Начинается грустно - заканчивается светло.
Вы не могли не сознавать, что после "Овсянок" вас полюбят критики, а после "Любви с акцентом" заклюют. В Интернете есть удивительная рецензия: картина сделана профессионально, актеры играют замечательно, история интригует, создает хорошее настроение и доставляет удовольствие, но в целом фильм слабый. Хочется понять: что еще нужно, чтобы его назвали хорошим?
Мишин: Если честно, я не положил всю свою жизнь на кинематограф, я им занимаюсь ради удовольствия. Для меня это некий челлендж, вызов, возможность высказаться на какую-то тему, а с другой стороны - реализация накопленных мыслей, эмоций, переживаний за годы, коих уже набежало пятьдесят. Поэтому меня не интересует мнение критиков. Это сообщество людей, нужных друг другу, - наверное, им хорошо внутри себя.
Гигинеишвили: Нет, мнение критиков, безусловно, имеет значение, но не для меня лично, а для киноиндустрии в целом: критика влияет на ее ход. Для меня этот случай обиден не потому, что ранил меня как художника. Нужен серьезный разговор о том, что публика смотрит, а что - нет. Мы пытались создать альтернативную артхаусу доступную, ориентированную на широкие массы картину. Но я не вижу поддержки в критике. Почему критики не спорят друг с другом? Мне каждый плохой, но успешный в прокате фильм доставляет боль: не понимаю, что за вкусы у публики. А продюсеры говорят: вот такого типа картина нам нужна - она собирает деньги! Здесь и было бы важно мнение критиков. Но они разбирают не фильм, а обстоятельства моей семейной жизни, моего происхождения, родственных отношений - мол, "посмотрели картину зятя Михалкова". Это касается не только желтой прессы, но и господ, претендующих на статус респектабельного критика.
Вопрос - представителю актерского цеха, Никите Ефремову. Мне картина понравилась настроением и атмосферой, игрой актеров, тем, как вы все взаимодействуете друг с другом. А вот сценарий показался хлипким, не дописанным. Вы это чувствовали? Приходилось импровизировать, что-то додумывать вместе с режиссером?
Ефремов: Это живой процесс - съемки. Сценарий - не закон, от которого ни на шаг. Когда у нас было хорошее настроение, когда солнышко и всё хорошо, мы, конечно, импровизировали. У русских актеров есть недостаток - слишком серьезны, стремятся выразить в роли сразу все проблемы и всю скорбь мира. Мне этот внутренний "серьез" иногда мешал. Ведь любовь - светлое чувство, подъемное, это желание касаться, это что-то воздушное. Без импровизации, легкости и здорового юмора ничего бы не получилось.
В фильме чувствуется желание продолжить лучшие традиции комедий Георгия Данелии.
Гигинеишвили: Об этом не мне судить. Но мы тоже уделяли большое внимание музыке - ее написали два замечательных композитора Николоз Рачвели и Дато Евгенидзе. Большой музыкальный материал нам подарил Гия Канчели, автор музыки ко всем картинам Данелии. Отсюда похожее настроение. Я его фильмы обожаю, и еще со ВГИКа мне хотелось делать что-то в этом духе. Насколько получается, не знаю. Но я пытаюсь сравнивать снятое с первыми картинами Георгия Николаевича и надеюсь, что однажды мы сделаем что-то достойное его творчества. Так что если интонации похожи - я рад. Выбирая на кастинге рыжего мальчика, я вспоминал такого героя из "Не горюй!". А при съемках в горах возникли кадры, похожие на "Мимино". Но это не повторение - скорее наша интерпретация, наше видение, желание соединить два мира: культурное присутствие Грузии в России и России - в Грузии.
Рядом с актерами у вас снимались и непрофессионалы?
Гигинеишвили: У нас нет длинных диалогов, зато много реприз: мы стремились говорить языком кино. Поэтому важна харизматичность актеров, включая непрофессиональных. Они заняты в сценах в горном селении - 2800 метров над уровнем моря, над нами ледник Казбека. И замечательная бабушка Наталья, которой 95 лет, каждый день приходила на съемки.
Сейчас принято считать, что дружба народов - советская фикция, что в реальности ее не было. Это противоречит тому, что хранит моя память. Но вот вы, Никита, человек нового поколения, - что для вас сегодня Грузия?
Ефремов: Знаете, я перестал смотреть телевизор. Когда один народ под давлением СМИ начинает испытывать неприязнь к другому - мне кажется противоестественным. Честно говоря, я немного знал о Грузии, думал, что это многонаселенная страна. Но съездил на съемки и понял, что грузин меньше, чем москвичей. И увидел, какие это прекрасные люди. Они относятся друг к другу так поразительно, что завидно. А еще там такая еда, такое солнце, такое буйство природы! И прочность родственных отношений, которые у нас начинают размываться потоками денег, жилищными и бытовыми проблемами. Там это все сохраняется, к счастью. За пятнадцать дней я успел влюбиться в эту страну, со многими подружиться, и мне хочется за все это поблагодарить Грузию.
Гигинеишвили: Добрые отношения между людьми в московской жизни стали так редки, что иногда вопросы журналистов меня ставят в тупик: они просто не понимают, что такое в реальности возможно. И думают, что это все выдумки. Мне очень дорого то, о чем сказал Никита. Чехов это называл роскошью человеческого общения - беда в том, что оно стало действительно роскошью.
Вы имеете в виду Россию или Грузию тоже?
Гигинеишвили: Я имею в виду такой мегаполис, как Москва. Это другие биоритмы. Я был в Испании - отношения какие-то очень личные, в спину никто не толкает. Это самое ценное, важнее денег, за которыми мы гонимся - а зачем?
Ефремов: Я недавно был в Латвии. Еду 60 километров в час, и меня это не смущает, хотя в Москве инстинктивно появляется желание выжать 90, 100, обогнать, непонятно зачем - эта энергетика витает в воздухе. Так вот цель этого фильма - окунуть людей в жизнь более размеренную, спокойную и, я бы сказал, сочную.
Мишин: Кто-то уже заявил, что фильм сделан по заказу Грузии, чтобы создать ее позитивный образ. Чуть ли не туристическая реклама. Но такие фильмы не получаются по заказу, - искренние, с высоким эмоциональным накалом. Такое кино делается реально счастливыми людьми, которые умеют любить и которых любят.
Гигинеишвили: Я бы не обобщал. Тебя могут не любить, ты можешь в данный момент никого не любить, но важно носить в себе возможность светлого взгляда на людей и мир. Анна Михалкова у нас играет без разрыва аорты и не делает ничего такого, за что дают призы. Просто взгляд - и все. Для меня это важнее огромного монолога. Но правда: это кино сделано с большой любовью. Это и моя любовь к жене, это и любовь нашего продюсера Игоря к его жене. Когда мы с ним обсуждали сценарий, то, как дураки, читали друг другу сообщения от жен и хвастались, у кого сообщение длиннее. Потом Никита пришел. Он стоит в кадре, я смотрю - у него взгляд меняется. "Никита, что с тобой?" - "Я влюбился!". Оказывается, просто подъехала машина, и вышла грузинка...
Ефремов: Безумно красивая просто. Я не то что влюбился, а просто - "как гений чистой красоты". Как у Пушкина: вдруг перед тобой появляется идеал духовно возвышенной красоты.
Гигинеишвили: Я Никите сказал, что это - грузинская женщина, и надо быть поаккуратнее: то, что почудится, - не всегда так. Мать Грузия, которая стоит над Тбилиси, в одной руке держит меч для врагов, в другой - пиалу с вином для гостей. Я, конечно, напомнил Никите, что Медея была все-таки грузинка, и не надо так расслабляться. И я бы не давил, дорогой наш продюсер, на зрителя - пусть он смотрит и сам все решает.