11.10.2012 00:50
Власть

Владимир Платонов: Существующий механизм следствия - это атавизм

Юристы спорят об идее создания единого следственного органа
Текст:  Михаил Барщевский (член президиума Ассоциации юристов России)
Российская газета - Столичный выпуск: №234 (5907)
Вопрос о создании единого следственного органа остается открытым, но жаркие споры "за" и "против" идут, и вопросов возникает немало. Свой особый взгляд на реформу следствия высказал в интервью "Российской газете" член президиума АЮР Владимир Платонов.
Читать на сайте RG.RU

Владимир Михайлович, какие плюсы и минусы вы видите в создании единого Следственного комитета и что может стать противовесом такой мощной структуре?

Владимир Платонов: Прежде всего необходимо продолжить начатую в 91-м судебную реформу. Многое уже сделано: приняты конституционный закон о судебной системе, новый Уголовный, Уголовно-процессуальный, Гражданский и административный кодексы, всего 20 кодексов, создан институт мировых судей и присяжных.

Как гарантия судебной защиты и строгого соблюдения законности аресты, обыски и прочие меры процессуального принуждения с июля 2002 года перешли от прокурора к судам. А вот институт предварительного расследования в двух его формах - следствия и дознания - остался из советского прошлого: неповоротливым, затратным, забюрократизированным.

К тому же механизм расследования рассредоточен по самостоятельным силовым структурам. Это Следственный комитет, МВД, ФСБ, ФССП и даже пожнадзор и погранслужба. Я не думаю, что эти обладатели следственной власти будут стремиться с ней расстаться добровольно и объединиться. Кстати, это далеко не первое предложение о создании единого следствия. Я уже видел в 1991 году внесенный в Верховный Совет РСФСР проект закона о Следственном комитете.

Поэтому я считаю, нынешний механизм следствия - это атавизм, и нет необходимости его совершенствовать в существующих формах. Еще работая следователем в прокуратуре, я прекрасно знал, что собранные мною доказательства будут рассматриваться судом всего лишь как версия следствия и перепроверяться.

По существу для суда предварительное следствие ничтожно. Граждане могли говорить мне все что угодно, а на процессе изменить показания, которые принимаются судом. Для чего же тогда предварительное расследование?

Тем более вот уже пятый год "за скобки" предварительного расследования вынесен отлаженный десятилетиями механизм прокурорского надзора. Следователи получили почти неограниченные полномочия, а прокуратура лишилась возможности возбуждения дел, осуществления надзора и контроля за ходом расследования. Было бы правильно, чтобы государственный обвинитель руководил сбором доказательств защиты гражданина со стороны государства.

Сейчас пришло понимание. Изменена редакция 45-й статьи ГПК, и прокурору вернули права вступать в гражданские дела. Считаю, это важнейшая оставшаяся правозащитная функция прокуратуры.

Любая реформа должна начинаться с исторического исследования. То государство, которое существовало до 1917 года, не было самым страшным, оно было передовым по многим вопросам. На свод законов Российской империи до сих пор можно равняться - суд присяжных, полицейская система, мощнейшая прокуратура.

Против стадии предварительного расследования в существующих формах, как ни странно, говорит и то, что теперь решение об аресте принимает судья, а не следователь или прокурор. Будучи следователем, а потом заместителем районного прокурора в Москве, я санкционировал аресты и отвечал за законность ареста каждого конкретного человека. Незаконный арест и содержание под стражей человека - это ЧП. Они могли стоить прокурору карьеры и даже привлечения к ответственности, вплоть до уголовной. Сейчас прокурор от этого отстранен, это передано судьям, которые зачастую формально и даже робко рассматривали материалы следователя и, как правило, удовлетворяли ходатайства следствия.

То есть он просто верит или не верит на слово следователю?

Владимир Платонов: Сейчас ситуация меняется. В 2009 году Пленум Верховного суда РФ проанализировал практику применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста, потребовал проверять представленные для ареста в суд материалы о причастности лица к преступлению, а также имеющиеся у следствия данные о необходимости избрания этому лицу меры пресечения в виде заключения под стражу.

В 2011 году судами в России рассмотрена 151 тысяча ходатайств следователей об аресте, но в отношении 16 тысяч обвиняемых в аресте отказано, и они остались на свободе. Следователи не убедили суд в необходимости их ареста.

Рассматривая жалобы на следствие в порядке ст.123-125 УПК РФ, суды, на мой взгляд, стали требовательнее к следствию, жестко обязывая устранять нарушения. Например, с большей, чем другие, нагрузкой и повышенной ответственностью судей, рассматривая аресты, вынуждены работать три суда в Москве - Басманный, Тверской и Замоскворецкий, по месту нахождения центральных следственных аппаратов. Поэтому уверен, что термин "Басманное правосудие" должен уйти в прошлое.

Полагаю, что именно Судебное следствие должно аккумулировать все материалы: доказательства обвинения в лице прокурора, следователей и оперативных работников, защиты подозреваемого, которая готовит алиби, и, если видит, что оно не имеет никакой перспективы, вступать в сделку со следствием, сокращать время судебного разбирательства и получать минимальный срок из того, который подзащитный мог бы заслужить.

Госуправление